Сами ворота были двустворчатыми в обрамлении мощной рамы из оструганной древесины. Земляной вал здесь по понятным причинам отсутствовал, так что высота оказывалась почти вдвое меньшей, чем везде. На самом деле ворота были не слишком высокими: всаднику пришлось бы пригнуться, чтобы проехать под ними. На этом и строился наш расчет.

Шестеро побратимов уже добежали и с размаха врезались в крепостные ворота. Над палисадом тотчас показались защитники городища, намеревавшиеся встретить наглецов калеными стрелами. Но вместо того они сами превратились в мишень для наших лучников. Стоило нескольким стрелам вонзиться в непосредственной близости от их лохматых голов, как защитники немедленно попрятались обратно. Путь был свободен. Шестеро разбились на пары и вскинули щиты на плечи. На середине ворот образовалось нечто вроде помоста. Наш выход.

— Клянемся на кости, крови и железе! — криво ухмыляясь, прорычал рядом Финн.

Они с Оспаком запрокинули головы и завыли не хуже бешеных псов. Три наших топора клацнули одновременно, дыхание с шумом вырывалось из раскрытых ртов. Несмотря на страшный мороз, я почувствовал, что вспотел (хотя ног своих по-прежнему не ощущал). Вот на этих нечувствительных обрубках мы и припустили вперед, выкрикивая на бегу что-то бессвязное и размахивая зазубренными топорами.

Нас выбрали как самых легких. Оспак не отличался высоким ростом, да и меня трудно было отнести к огромным бугаям. Финн, конечно, не вполне соответствовал требованиям, зато он совершенно зверел в драке. А для того, что мы собирались совершить, требовался хотя бы один безумец.

Набрав скорость, мы с разбегу взлетели на подставленные щиты и, помогая себе зазубренными топорами, полезли выше. Оскальзываясь на сглаженной временем древесине, я добрался-таки до вершины палисада, подтянулся и перевалился на ту сторону.

Приземлился я не слишком удачно — как раз на больное колено, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с приступом боли. Зато Оспак, как более легкий, взлетел на вершину палисада и, не задерживаясь на нем, спрыгнул вниз. Мгновение — и он уже на ногах. Финну с его немалым весом пришлось тяжелее, но он тоже справился со своей задачей: вонзил лезвие топора в верхушку деревянного ограждения, подтянулся и очутился на той стороне крепостного вала. Тем временем, насколько я мог слышать, очередная тройка Избранных взяла стену следом за нами.

Финн был великолепен. Он мягко, по-кошачьи приземлился рядом со мной и тут же бросился на ближайшего из защитников крепости. В каждой руке у него было по топору, которыми Финн вращал с невероятной скоростью.

— Открывай ворота, Орм! — прорычал он, не оборачиваясь.

Только я успел подняться, как рядом со мной шмякнулось чье-то тело. Торвир. Перекатившись и вскочив на ноги, он устремился дальше. Неподалеку приземлился еще один человек — Снорри Литтли. Этому повезло меньше: невесть откуда прилетевшая стрела пришпилила его ногу к земле. Снорри взвыл и, проклиная все на свете, принялся освобождать ногу. А Торвир уже прокладывал себе дорогу к правой привратной башне. Я видел, как он метнул топор в укрывшихся наверху защитников и начал карабкаться по лестнице.

Я повернулся к крепостным воротам и замер на месте. То есть с воротами-то все было в порядке: две деревянные створки, поперек них тяжеленный засов. Но с этого засова свисал распятый человек! Одна его рука была приколочена гвоздями к засову, ближе к правому столбу, а другая точно также крепилась к левой створке ворот. Обжора Торстейн висел поперек входа, истекая кровью и глядя на меня своими светлыми глазами, совсем потерявшимися на фоне разбитого и опухшего лица. Будь проклят этот Фарольв! Так вот что за стук молотков доносился из крепости.

— Открывай ворота, мать твою! — снова услышал я вопль Финна.

На него со всех сторон наседали защитники крепости, вооруженные кто топором, кто копьем. Краем глаза я успел заметить, как сверху свалился Рунольв Заячья Губа. Он, как был на четвереньках, бросился на помощь Финну. Чья-то еще голова появилась над кромкой палисада, но лица я разглядеть не успел.

Все мое внимание было приковано к Торстейну Обжоре. Вот его глаза встретились с моими. Они были голубыми и водянистыми, словно море летом. На разбитых в кровь губах появилась кривая усмешка, и Обжора подмигнул одним глазом. А возможно, это мне только причудилось, потому что второй его глаз совсем заплыл и скрылся среди ссадин и ушибов.

Сколько это длилось? Тогда мне показалось, не меньше недели… Хотя сейчас я понимаю, что промедлил всего лишь мгновение — ровно столько, сколько нужно, чтобы перевести дыхание и поудобнее схватиться за рукоять топора. В следующий миг я метнул топор в его правую руку. Получилось не слишком хорошо: лезвие вошло в живую плоть наискосок и вместе с кистью руки отсекло часть предплечья. Что поделать, я не слишком искусно управляюсь с топором. Тем более что бросать мне пришлось с левой руки, на которой сохранилось всего три пальца.

Дальше я действовал, как в тумане. Просунул второй топор под запорную балку, и действуя, как рычагом, попытался приподнять толстенную перекладину. В тот миг мне показалось, что все произошло на удивление легко и быстро. Одно мучительное усилие, и балка — словно смазанная жиром — выскочила из петель. Ворота широко распахнулись, волоча за собой Обжору, все еще висевшего на приколоченной правой руке. Его левая кисть осталась на второй створке ворот. В тот миг я не задумывался, но позже понял: должно быть, сам Тор пришел мне на помощь и поделился своей немереной силищей. А как еще объяснить, что мне в одиночку удалось поднять огроменное бревно? По словам Финна, такое и двоим-то мужчинам не поднять… Так или иначе, а мышцы у меня потом болели несколько недель.

Но все это было потом, а в тот миг я ничего не ощущал. Все мое внимание было приковано к несчастному побратиму. Одной рукой я пытался как можно осторожнее вытащить гвоздь из его правой ладони, а другой поддерживал обмякшее тело Торстейна, чтобы грубый металл не разорвал в клочья его оставшуюся руку.

Я был настолько занят этим важным делом, что почти не обратил внимания на толпу, хлынувшую в раскрытые ворота. Дружинники Сигурда с криками вломились в крепость и принялись рубить и колоть врагов. Я, конечно же, все видел, но сам участия не принимал. В тот день мне никого не довелось убить. Когда с вершины крепостного вала свалился человек — совсем рядом со мной, — я даже не повернул головы в его сторону. Что мне за дело до какого-то раненого, когда на руках у меня умирает замученный побратим… К той поре мне удалось решить первоочередную задачу — вытащить гвоздь из ладони Обжоры. Но кровотечение было таким сильным, что я сразу же занялся перевязкой. Обрывком шнура я пытался перетянуть обрубок руки Торстейна, из которого фонтаном хлестала кровь. Я даже не оглянулся на человека, который стонал и корчился неподалеку. До меня не сразу дошло, что ко мне обращаются.

— Все в порядке, ярл Орм, — говорил знакомый голос. — Теперь я его заберу.

Я поднял голову и долго всматривался в мерцающее светлое пятно, прежде чем узнал лицо Торгунны. Она стояла на коленях рядом со мной и грустно улыбалась синюшными губами. От нее я узнал, что сражение закончилось.