— И, кстати, ярл Орм… не стоило тебе так рисковать своей жизнью во время сражения, — благодушно пожурил меня Добрыня (на губах его играла приветливая улыбка, которая, однако, не добиралась до глаз). — В конце концов, ты ведь единственный человек, знающий дорогу к кладу.

Я повнимательнее пригляделся к князю. Благодаря темным кругам под глазами и покрасневшему от холода носу его юное лицо сегодня выглядело бледнее обычного. Действительно, подумал я, мы не обсуждали таких условий, как моя доля в сокровище. Потому что, собственно, и обсуждать нечего. В обмен на свои знания я получил жизнь… и больше ничего. Очень интересно, знает ли князь, что руны на моем мече оказались бесполезными завитушками — по крайней мере до того времени, пока мы не достигнем Саркела. В последние дни у меня зародилось подозрение, что и впредь толку от них будет немного. И я от души надеялся, что Владимир о том не догадывается.

Я не сразу понял, что изменилось в наших отношениях. И лишь немного погодя до меня дошло: Добрыня, а вместе с ним и его племянник по достоинству оценили нашу силу. Теперь они отнюдь не уверены, что их дружинники легко справятся (если придется) с Обетным Братством. Именно этим и объяснялась неожиданная приветливость Владимира. Наверняка здесь не обошлось без мудрого совета хитрована Добрыни. Юный князь расточал улыбки и без умолку щебетал о том, какие мы молодцы, как здорово мы взяли приступом укрепленную крепость. А также соблазнял меня наградой в виде серебра, которое ему еще не принадлежало.

Мы сидели за столом, попивали добрый эль и, подобно настоящим единомышленникам, обсуждали дальнейшие планы. И, кстати, куда мог подеваться наш следопыт Морут? Я кивал головой и тоже улыбался, хотя душу терзала неизбывная тревога. А что вы хотите, если мой товарищ Торстейн Обжора мучительно боролся за жизнь всего в двух шагах от этого дома? А второй побратим — Коротышка Элдгрим — и вовсе мог оказаться мертвым…

Ну, и опять же, поганец Олав подлил масла в огонь. Он взялся рассказывать очередную свою историю — на сей раз касающуюся дружбы князей.

— Жил-был один князь, — начал повествование Воронья Кость.

— Только не стоит называть его Владимиром, — поспешно вмешался Добрыня. — Если, конечно, это не самый замечательный князь в мире…

Олав невозмутимо посмотрел на Добрыню, затем бросил взгляд в темноту — туда, где стоял его собственный дядька. Сигурд сделал незаметный жест, и мне подумалось: а не играет ли мальчишка с огнем? Станет ли новгородский воевода защищать своего дерзкого племянника, если по-настоящему запахнет жареным? Когда-нибудь Олав повзрослеет и поймет, что родственные связи не обеспечивают достаточной безопасности. Единственное, что незыблемо в нашем мире, — это обет побратимства, принятый на себя перед лицом богов.

— Итак, жил-был один князь, — продолжал мальчик, — чье имя не столь уж важно. И жил он в краю, название которого мы упоминать не будем.

Там же проживала девушка столь ослепительной красоты, что местные жители прозвали ее Сребрицей, что на их языке означало «серебряная». Глаза ее были подобны спелым черным вишням, а ровные дуги бровей напоминали радужный мост Биврест. В косы Сребрица вплетала нитки разноцветных бус, привезенных из дальних стран. А на шляпе ее красовался серебряный колокольчик, отливавший лунным светом. Собственно, благодаря этому колокольцу девушка и получила свое имя.

И вот однажды отец ее сильно заболел. И сказала тогда мать Сребрицы: «Оседлай гнедую кобылу и отправляйся к князю в детинец. Попроси его приехать и полечить твоего отца. Ибо всем известно, что достаточно настоящему князю прикоснуться к больному, как хвороба уйдет».

— Истинную правду говорит та женщина, — вмешался Сигурд, тщившийся доказать, что история развивается в должном направлении.

Олав ответил дяде улыбкой голодной ласки, напавшей на след жирной мыши.

— Итак, девушка вскочила на гнедую кобылу с белой звездой на лбу, — продолжал он. — В правую руку она взяла вожжи с серебряными колокольцами, а в левую — кожаный хлыст с затейливой резной ручкой. Пришпорила она лошадь, дернула вожжами, и колокольчики весело зазвенели на ходу.

Князь находился во дворе своей крепости, забавляясь с охотничьими соколами. Услышал он перестук копыт и увидел прекрасную девушку на гнедой кобыле. Девушка горделиво восседала в седле, на ее шляпе колыхался серебряный колокольчик, он тихо позванивал, ударяясь о драгоценные каменья. Вплетенные в косы бусы тоже мелодично позвякивали. Даже княжеские соколы были очарованы таким великолепием: покинув хозяйскую руку, они взлетели навстречу девушке. «Великий князь, — молвила Сребрица, — мой отец тяжело заболел. Не мог бы ты приехать и исцелить его?»

Князю очень понравилась девушка, а посему он ответил: «Я исцелю твоего отца, коли ты согласишься выйти за меня замуж». Но Сребрица не могла принять предложение князя, ведь она любила другого мужчину — храброго охотника на свирепых волков. Ни слова не говоря, развернула она кобылу и поехала домой. «Я приеду к тебе завтра на рассвете», — крикнул ей вдогонку князь.

— Вот уж не видал я таких князей, — задумчиво пробурчал Добрыня.

— Неужели, дядя? — усмехнулся Владимир. — А я знаю, По меньшей мере, двоих — моих братьев.

Олав снова улыбнулся и тихим голосом продолжил:

— На следующее утро — не успели еще звезды поблекнуть на небе, не успели еще хозяйки испечь хлеб в печи и сварить мясо в горшках — князь явился к порогу дома Сребрицы. Он был одет в богатые одежды, усыпанные драгоценностями и серебряными бляхами, по восемьдесят фунтов за унцию.

Ни на кого не глядя, князь спешился, прошел в дом и там молча уселся возле больного. Он просидел у его постели до самого заката — не шевелясь, ни с кем не разговаривая и даже не подымая глаз. Всем своим видом князь выражал ожидание, но Сребрица так и не появилась. С каждой минутой ожидания князь все больше наливался злобой против дерзкой и упрямой девушки.

На дворе уже стояла ночь, когда он наконец поднялся с места и надел свою соболью шапку. Только тогда князь разомкнул уста. Он заявил, что корень всех бед в самой девушке. Якобы она одержима злым духом и приносит всем несчастья. До тех пор, пока Сребрица проживает в этом доме, никому в деревне не будет удачи. Отец ее не поправится, а жителей долины будут преследовать непоправимые беды. Маленькие дети уснут и никогда больше не проснутся, а их отцы и деды скончаются в страшных муках.

Со стороны Добрыни послышалось протестующее ворчание. Даже Сигурд тревожно зашевелился в своем углу. Однако Олав сделал вид, будто не замечает ни одного из этих сигналов. Тем более что Владимир сидел молча и не препятствовал рассказу. Ятра Одина! Я чувствовал, как вдоль хребта у меня стекает тонкая струйка пота. Стекает и тут же замерзает. Чертов мальчишка таки приведет нас на кол, негодующе подумал я.

— В ужасе повалились на землю женщины деревни, — продолжал Олав как ни в чем не бывало. — Старики зажмурились и закрыли лица руками. Молодые мужчины невольно посмотрели на Сребрицу. Они краснели и бледнели, но не решались что-либо сказать.