– Что ты! Я не жалею. Тут очень хорошо, и бабушки у тебя замечательные!

Я видела, она не лукавила. Да и мне, честно говоря, все нравилось. Все, кроме моего настроения. Но с собой бороться тяжелее всего.

Помирившись, мы вошли в дом. Родители все еще болтали с бабушками и гостями. У нас спросили только, ушел ли Юрка. Мы сказали – ушел.

Остаток вечера провели со взрослыми. А потом, когда все разошлись, долго не могли уснуть – выспались за день.

Я думала о Юрке и о том, какие же все мальчишки одинаковые. Вот, пожалуйста! Юрка, не стесняясь, говорил о своем отношении к девчонкам. Никакой серьезности и ответственности. Правда, он никогда не отличался серьезностью. Но я-то думала, что он повзрослел.

Потом я стала представлять, как отмечаю Новый год в обществе Пашки и его новой девчонки. Он сидел между нами, разговаривал по очереди, называл нас зайцами, или нет: зайцем первым и зайцем вторым. У нас были атласные платья: розовое и голубое, все в рюшах. Вдруг я поняла, что у белобрысой Дашкино лицо! Да и Пашка стал подозрительно похож на Глеба. Потом нас окружили танцующие девочки, все в атласе. Они порхали, как бабочки, стараясь догнать и схватить Юрку. Юрка убегал, прятался от них за портьеры, залезал под столы, но они все равно настигали его. Я кричала: «Прекратите немедленно! Как вам не стыдно!» Но они меня не слышали, потому что очень громко играла музыка.

И я проснулась.

Меня разбудило радио.

Сестры уже встали. Натуся возилась с печкой, а Клавдия пошла кормить кур. Я полежала еще какое-то время, думая о своем сне. Спрашивается, к чему бы это? Приснится же такое! Может, у бабушек узнать? Они умеют сны разгадывать. Но как рассказать такой сон?

Я поднялась и подошла к Натусе.

– Ба, а к чему снится, когда видишь много народа в одном месте?

– Суета какая-то, – ответила Натуся, – слухи, сплетни. Не обращай внимания. Пустой сон.

– Пустой так пустой, – вздохнула я.

– А ты чего вскочила-то? Ай не спится? – Она ловко подкинула в разгоревшуюся печку полено.

– Не спится, – призналась я, – тебе ведь тоже не спится.

– Я совсем другое дело – привычная. А тебе отдыхать надо.

– Не хочется. – Я пододвинула к ней поближе табурет и уселась с ногами, прижав колени к подбородку.

– А коль не хочется, так мы с тобой сейчас чайку попьем.

Чайник стоял на печке. Дрова разгорелись, я сидела, не меняя позы, и смотрела на огонь. На него можно часами смотреть. И не надоест! Все время возникают новые картинки, вот прогорают и раскалываются багровые угли, вот занимается свежее дерево, огонь как будто пробует его на вкус, лижет то с одной, то с другой стороны и, распробовав, жадно пожирает, рассыпая искры, как слюну.

– Ба, тебя парни когда-нибудь бросали? – неожиданно для себя спросила я.

– Всяко бывало, – немного подумав, ответила Натуся.

– И что ты делала?

– Да я уж и не помню. Жалела, наверное, а потом забывала. А потом и замуж вышла.

– Всех забыла?

– На всех памяти не хватит, – усмехнулась Натуся. – Жизнь долгая, в ней много чего бывает.

Я видела ее темный профиль, седые волосы, забранные под платок, видела, как она сухой, тонкой рукой с крупной кистью подняла кочергу и пошуровала в печке, разбивая угли. Попыталась представить себе, как я буду выглядеть в ее возрасте, и не смогла. Она казалась мне древней, как мир.

– Ты совсем не страдала? – спросила я.

– Может, и страдала, как не пострадать. Тоже надо. А только я тебе вот что скажу, – Натуся отложила кочергу и повернулась ко мне. – Ежели он ушел, то завтра на его место еще лучший прибудет. А кто ушел, тот дурак! И не нужен он. Так-то вот!

Она чуть наклонилась ко мне и поманила пальцем, я подалась вперед, чуть с табуретки не полетела, а Натуся шепотом произнесла:

– Ты вот что запомни: он еще вернется, только поздно будет. – Она строго погрозила кому-то пальцем. – Запомнила?

– Да.

Я ей поверила. Сразу. Не знаю почему. Поверила и все. И развеселилась.

Закипел чайник. Вернулась Клавдия, впустив в комнату холодный воздух. Она поставила у печки ведро с углем, помыла руки. Мы уселись за стол, пили чай, потихоньку разговаривали.

А потом проснулись остальные.

Родители с утра пораньше потащили нас с Дашкой на лыжную прогулку по лесу. Они заявили, что я не вылезаю из-за компьютера, что я совершенно перестала двигаться, что нам с Дашкой не повредит свежий воздух и все такое.

Собирались мы нехотя.

Утро выдалось ясное, солнце слепило глаза, мороз щипался.

– Будем прокладывать лыжню, – бодро сказал папа. И мы пошли к лесу.

Оказалось, что лыжню уже кто-то проложил, причем совсем недавно.

– Тем лучше, – заметил папа и пошел первым. Дашка призналась, что она плохо ходит на лыжах, поэтому я была замыкающей, чтоб не потерять ее.

Дашка телепалась кое-как, поэтому скоро мы отстали от родителей и потеряли их из виду. Мне изрядно надоело мерзнуть, и я предложила Дашке вернуться в деревню, пока мы не слишком далеко отошли. Дашка радостно согласилась. Она сказала, что свою норму по потреблению свежего воздуха, по аэробной нагрузке выполнила. И даже перевыполнила.

Мы повернули назад и медленно поплелись к деревне. Едва выбрались на опушку, как справа от нас показалась группа лыжников. Они выехали из леса, остановились и стали снимать лыжи. Я смотрела на них из-под козырька ладони. Кто бы это мог быть?

Один из лыжников заметил нас и махнул рукой.

– Да ведь это Юрка, – узнала я.

– Он, – согласилась Дашка, – а с ним, кажется, и все остальные. Конечно! Вон Юркин брат Сашка, девчонки, Олег.

Я увидела Глеба. Он смотрел прямо на меня. Красавчик в настоящем лыжном костюме. И на меня накатило.

– Как романтично, – хихикнула Дашка, – прямо свидание в снегу, или в снегах, как правильно?

– Ага, сейчас, как же! – Я даже сама от себя не ожидала, что так разозлюсь. – Разбежались, сейчас прямо в объятия кинемся, снежное свидание устроим!

Спортсмены, некогда им! Приезжают в деревню в свободное от тренировок время. А тут Юрочка, рад стараться, подгоняет им девчонок. Каких изволите? Беленьких, черненьких, полненьких, худеньких, высоких? Не нравятся? Других найдем.

– Пойдем отсюда! – Не говоря больше ни слова, я зашагала по укатанной в снегу дороге к деревне.

– Василиса, подожди! – Дашка бежала следом и кричала срывающимся голосом. – Что с тобой? – спросила она, тяжело дыша, когда я наконец остановилась.