губы обжёг новый поцелуй, на колено легла ладонь. Отвела и двинулась вверх по ноге, проникла под край смявшейся ткани. После ванны шнуровку на рубахе я уже туго не завязывала и достаточно потянуть за тонкий шнурок, чтобы слабый узел распался, превращая вроде бы неширокий ворот в глубокое декольте. Одна ладонь переместилась на внутреннюю сторону бедра, другая опустилась в получившийся вырез, обхватила грудь, вынуждая выгнуться, откинуть голову назад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И тут я вспомнила.

Дёрнулась, упёрлась в мужские плечи в не особо успешной попытке отодвинуть его от себя.

– Эветьен…

Удивительно, но он сразу замер, глянул на меня исподлобья, вопросительно и как-то настороженно, словно ожидая подвоха.

– А ничего не будет? – уточнила я на редкость жалобным тоном. Сама не поняла, почему оно так прозвучало.

– Что именно должно быть или не быть?

– Я не начну светиться в… э-э… в ответственный момент?

– Ты же учишься себя контролировать и манипулировать силой по своей воле, а не только реагируя на чужую… поэтому не засветишься, не беспокойся. Но если вдруг приключится подобное, то ничего страшного… это будет даже интересно, – рука вынырнула из выреза и тут же потянула ткань, обнажая плечо.

Нет, дорогая моя Света, не сбылась твоя мечта. Нормальный мужик мне не достался.

Мне достался неисправимый экспериментатор.

Губ коснулись губы, жадно, страстно, будто отметая любые возражения, которыми я ещё могла поделиться, и начали опускаться, осыпая россыпью коротких поцелуев шею, открытое плечо. Пальцы, блуждающие по внутренней стороне бедра, добрались до сокровенного и беспокойства по поводу возможного светопредставления в неподходящий момент окончательно покинули голову. Тело, одновременно и чужое, и уже привычное, почти своё, знакомо плавилось, принимая каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждую ласку так, как хотела бы принимать я, как принимала я. Оно откликалось и откликалась я, делая нас единым целым, неделимым, и странная эта двойственность, понимание, что тело не совсем моё, теряло прежнее значение.

Я здесь.

Мы оба – моя душа или дух и это тело.

И я теперь такая, какая есть, и, по всей видимости, останусь такой навсегда.

Пугал ли меня сей факт?

Нет. По крайней мере, не здесь и не сейчас.

Я подавалась бёдрами навстречу, растворялась в ощущениях, выжигавших внутри и снаружи, то цеплялась за мужские плечи, то запускала пальцы в тёмные, влажные после мытья волосы. Тумбочка тоскливо поскрипывала, но вроде держалась. Манящее предвкушение, предчувствие скорого наслаждения накатывало приливными волнами, мешало громкие вздохи с короткими стонами, однако ровно тогда, когда мне казалось, вот-вот всё будет, Эветьен остановился. Провёл дразняще по влажным складочкам и вовсе убрал руку. Подхватил под бёдра, перенёс на кровать, усадил на край и, склонившись, снял с меня рубашку. Затем избавился от полотенца, ещё державшегося невесть каким чудом. Я передвинулась сразу, перебралась на середину постели, откинулась на подушку. Охотно приняла тяжесть мужского тела, обвилась вокруг, прижимаясь теснее. Эветьен поцеловал меня, скользнул ладонями по моему телу, поглаживая нежно, неспешно, и чуть приподнялся, рассматривая моё лицо в сумраке, копившемся под пологом кровати.

Боль… была. Не получилось сдержать ни шипения сквозь стиснутые зубы, ни гримасы. Эветьен замер, во взгляде мелькнуло беспокойство, и я попыталась выдавить улыбку пободрее, хотя и вряд ли сколько-нибудь убедительную. Поморщилась, реагируя на первое осторожное движение, и опустила ресницы, прилаживаясь к ритму.

Что поделать, первый раз, он такой…

Ощущения, неприятные, раздражающие, отступили постепенно, я даже не отметила, в какой момент. Темп ускорился, Эветьен опустил между нашими телами ладонь, находя чувствительную точку, приласкал. Я выгнулась, хватаясь что за мужские плечи, что за неверное ещё, робкое, но крепнущее неизбежно, разрастающееся ощущение. И оно оплело всё тело, словно сгорающее раз за разом в пламени, растеклось, вырывая вскрик и погружая в столь желанную негу.

Вот же ж…

А я думала, оргазм в первый раз – миф, сочинённый авторами любовных романов…

Несколько толчков, и Эветьен сильнее сжал меня в объятиях, касаясь неровным дыханием уха. Но отпустил быстро, устроился рядом, лениво поглаживая моё плечо. Блаженно вздохнув, я прижалась к мужчине теснее и закрыла глаза.

* * *

Разбудило меня всё то же поглаживание плеча, неспешное, аккуратное. Но глаза открывать не хотелось, да и вообще вскакивать и куда-то бежать. Поэтому позволила себе ещё несколько минут полежать под одеялом, чувствуя мужчину рядом, наслаждаясь его прикосновениями и общим покоем. Франнам, привыкшим к постоянному присутствию слуг поблизости, суете и полному обслуживанию, этого не понять, однако я испытывала невероятное блаженство от мысли, что никто не примчится в спальню без твоего разрешения, не начнёт шуметь, разжигая огонь в камине и открывая шторы на окнах. И после не станет бегать вокруг, сопровождать даже в ванную и настойчиво интересоваться, какое платье фрайнэ желает надеть сегодня.

А фрайнэ не желает платье, фрайнэ желает джинсы, балетки и какую-нибудь не шибко новую безразмерную кофточку или футболку, которые, может, выглядят не сильно модными и элегантными, зато удобные.

Я всё-таки открыла глаза, посмотрела на Эветьена. Тот лежал рядом, на боку, опёршись на локоть, и рассматривал меня так, словно давно не видел.

– Ты всю оставшуюся ночь этим занимался?

– Чем?

– Гладил меня по плечу.

– Нет, – ответил Эветьен, но руку убрал. Усмехнулся вдруг. – Видишь, никто не светился в ответственный момент.

– И хорошо, – я перевернулась на спину, выпростала свои верхние конечности из-под одеяла и с чувством потянулась.

– Всё же это и впрямь было бы занимательно.

– Даже не надейся.

– На что?

– Заниматься сексом под… под материализующейся силой – это уже чересчур.

– Ты просто не пробовала, – усмешка перетекла в столь лукавую, подначивающую улыбку, что можно было вообразить, будто Эветьен-то точно этим занимался.

– Боже, – пробормотала я и отвернулась.

Тяжёлые шторы на ночь никто так и не закрыл, и через высокое окно в спальню щедро проникало солнце, наполняя комнату теплом и светом.

– Аль… – начал Эветьен и, разумеется, запнулся. – Прости, как правильно произносится твоё имя?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Отлично, – заметила я, обращаясь к балдахину. – Затащил девушку в постель, но не удосужился запомнить её имя.

– Я помню твоё имя, но произнести его не так просто, как кажется.

– Алёна. А. Л. Ё. Н. А, – повторила по буквам.

Сев, Эветьен нахмурился, беззвучно пошевелил губами и отрицательно покачал головой.

– Аля? – предложила я безнадёжно.

– Аль… Алья…

Да что ж у них за проблема с