– Что происходит?

– Ничего, – отвечаю я, обнимая ее за плечи, – пойдем внутрь.

На следующий день я лежу на диване перед телевизором и переписываюсь с Эш. Папа входит в гостиную и садится рядом.

– Что смотришь? – спрашивает он.

Я не отрываюсь от телефона и продолжаю переписываться.

– Не знаю, какой-то рождественский фильм.

«Что случилось у Алекса? Я слышала, что Рив заявился к нему пьяным, и Линд выставил его вон».

«Не совсем. Это то, что говорят люди?»

«Рен сказала, что ей пришлось подобрать Рива с обочины!»

Конечно, он позвонил Ренни, чтобы она его подвезла. Конечно.

– Ты закончила заполнять документы для Уэлсли? – спрашивает меня папа.

– Да, практически, – говорю я. Это почти правда, потому что я его почти закончила.

Он небрежно спрашивает.

– Хочешь, чтобы я взглянул на него перед тем, как ты его отправишь?

– Все в порядке, я уже показала его своему консультанту про профориентации.

«Что его вообще так расстроило?»

«Без понятия. Что Рен говорит»

«Она опять его оправдывает. Он ее на крючке держит».

«И правда».

– Второй взгляд никогда не повредит.

Я наконец-то отрываюсь от телефона.

– Пап… Я даже не уверена, что хочу в Уэлсли.

Нахмурившись, он произносит.

– Я думал, мы договорились, что ты хотя бы подашь туда заявление.

– Я подаю, но даже если я пройду, я не знаю, хочу ли я там учиться. – Я проматываю наш разговор с Эш и перечитываю то, что она написала, – Если маме понравился колледж для девочек, это не значит, что он нравится мне.

– Я хочу, чтобы у тебя были варианты. – Говорит папа. – Понятно?

Я киваю. Хорошо. Я даже не уверена, что пройду, так что какая разница.

Он откашливается, как он делает, когда ему неловко.

– Той ночью у Линдов… это твой друг напился?

Я не поднимаю взгляда, но мое сердце замирает.

– Какой друг?

– Рив, так его зовут?

Я удивлена, что мой отец знает его имя. Наверно ему сказала мама.

– Нет, он не был пьян! – Папа бросает на меня скептический взгляд, но я настойчиво повторяю, – Он не был пьян! Он не такой. Он спортсмен!

– Ладно-ладно, я верю тебе. Я просто хочу, чтобы ты осторожно выбирала, с кем проводишь время. Сейчас тебе нужно сосредоточиться на подаче документов в колледж и успешном окончании последнего года в школе. Не расслабляйся.

Я хочу огрызнуться, но сдерживаюсь, потому что в нашей семье это не принято. Мы не дерзим родителям. Меня ужасно злит, когда отец возвращается домой и пытается играть роль участливого родителя, хотя его постоянно нет рядом. У него нет права говорить мне, что мне делать, а что нет. Я отвечаю ему спокойным тоном.

– Я полностью сосредоточена на поступлении. А прямо сейчас я пойду наверх и закончу заполнять документы. – Я встаю.

– Моя девочка, – говорит отец и одобрительно кивает. Я поднимаюсь в свою комнату, плюхаюсь на кровать и звоню Эш.

Мне слышно, как она что-то жует.

– Думаю, Рен заслуживает лучшего. Он ее использует с тех пор, когда мы еще детьми были. Она дает ему все, чего бы он ни захотел, а он все берет и берет, и берет. Как какое-то «Щедрое дерево»[10].

Я бы не назвала Ренни «щедрым деревом», но ничего не говорю. Эш продолжает.

– Он полностью сосредоточен на себе. Ему плевать на окружающих.

Я не уверена, что это правда. На самом деле, это совсем не так.

Я вспоминаю первый раз, когда я встретила Рива. Это было еще в то время, когда наш дом только строился. Надя была тогда совсем маленькой, а мне едва исполнилось семь.

Я никогда не видела дом, который стоял тут раньше, только фотографии. Это было двухэтажное здание с открытой верандой по всему периметру, декоративными ставнями и большим металлическим флюгером. Это совсем не соответствовало вкусам моих родителей. Маму интересовал только участок. Он был большой, два акра с идеальным видом на море. Мужчина, который здесь жил, не собирался его продавать, но отец попросил своего адвоката послать ему письмо и предложил кучу денег.

В день, когда родители оформили покупку, они снесли дом.

Это было в то время, когда Белая Гавань еще не состояла из поместий. Я хочу сказать, дома были точно большими, но я не помню, чтобы у многих были бассейны или лифты, или гаражи на пять машин. Было больше пространства. Огромное расстояние между домами давало чувство уединенности, и из них открывался лучший вид на всем острове. Думаю, в каком-то роде этому было суждено случиться: землей должны были завладеть богачи. Поскольку моя мама работала над проектом, ей нравилось посещать стройку и смотреть, как все продвигается.

Однажды она взяла меня и Надю с собой.

Когда мы пришли, они только залили цементом фундамент и начали размечать комнаты деревянными брусками. Минимум 10 грузовиков и еще один большой желтый мусоровоз стояли на лужайке.

– О боже, – пробормотала мама, – придется заново засеивать всю лужайку.

Я помню, как я была впечатлена тем, насколько большим будет наш дом. Мы всегда жили в квартирах. Конечно, это были шикарные квартиры, но за стеной все равно жили другие люди. А дом был огромным.

Вокруг нас сновали рабочие. У них у всех были большие круглые животы. Я сжимала Надину руку и держалась ближе к маме, пока та разговаривала с подрядчиками. Несмотря на жару, на маме были надеты черный костюм и туфли с каблуками, и она не снимала свои солнечные очки, даже когда была в помещении.

Она ругалась по поводу лестницы. Она снова и снова показывала на чертежи, повторяя, что наймет другую команду, если они не будут следовать ее инструкциям. Мужчина фыркнул:

– Мы единственная бригада на острове.

Тогда мама ответила:

– Я оплачу им проезд на пароме и сниму дом, – и это заткнуло его.

Пока моя мама ругалась, он поглядывал на меня и Надю. Я думаю, ему не нравилось, что на него кричала женщина, особенно при детях.

И вдруг я почувствовала, как кто-то ударил меня по спине.

– Осалил!

Я обернулась. Передо мной топтался мальчик немногим выше меня с широкой улыбкой, которая показывала почти все его зубы.

– Рив! – заорал мужчина, – Я сказал тебе оставаться в грузовике.

– У вас по стройке бегают дети, – рассерженно воскликнула моя мама.

– Он должен был быть в футбольном лагере, но моя жена, очевидно, написала не ту дату. Она сейчас у сестры, так что я сделал то, что должен был.

Рив несколько раз поморгал, затем шлепнул мою руку еще раз.

– Осалил! Ты водишь, – медленно повторил он,