Оглушенная шумом большого городища, Полева вцепилась в рукав Выродка – с ним было спокойнее. Знахарь везде чувствовал себя как в своем дому. Распихивая локтями встречных, он пробился к княжьему терему и, приглядев в тихом углу старую поленницу, поволок к ней Полеву. Ничего не соображая, она упала на припертую к бревнам лавку, зажала ладонями уши.

Выродок до вечера просидел на этой лавке. Ночь они провели у городской стены, а на другой день вновь отправились к хоромам князя. Выродок ничего не объяснял Полеве, да и она, помня обещание, не пыталась спрашивать. Привыкнув за два дня к суете и шуму, Полева стала замечать и богатые заморские одежды новгородских бояр, и изукрашенное причудливой резьбой оружие именитых воевод Владимира, и золотые украшения новгородских жен. С восторгом глазея на невиданные ранее богатства, мерянка с горечью думала о своем убогом наряде и о давнем предсказании Выродка. Откуда он мог узнать, что Владимир вернулся в Новый Город? Почему так торопился к нему, и зачем, потратив столько сил на дорогу, уже третий день сиднем сидел на княжьем дворе, отваживая всех желающих поболтать?

Задыхаясь от пронизывающей вони лошадиного помета и старого железа, Полева косилась на спокойное лицо знахаря, старательно отыскивая позволившую бы ей решить столь сложную загадку черточку. Однако молчала. Сдержалась, даже когда здоровенный урманин затеял с Выродком ссору, хотя ее так и подмывало вскочить и завопить, призывая на помощь добрых людей. Она не зря испугалась – ведь урманин был почти вдвое выше и мощнее знахаря. Беззвучно шевеля губами, Полева молила богов уберечь любимого, но помощи богов не понадобилось. Полева так и не поняла, как огромный грозный урманин вдруг очутился в пыли, под ногой Выродка. Не веря глазам, она часто заморгала и тут услышала властный голос именитого Владимирового дядьки. Добрыня звал Выродка в избу. Другой бы загордился оказанным вниманием, но знахарь принял приглашение так, словно давно его ждал.

Он ушел, и Полева осталась одна, с тоской отсчитывая мгновения его отсутствия. Она не ведала, чего хотел боярин от болотника, как не ведала и того, что ждал от Добрыни Выродок, но знала: если он не выйдет – она сделает все что угодно ради его спасения. Полева не очень точно представляла себе, что именно она смогла бы сделать, но ее решимости хватило бы на семерых.

Она уже начала волноваться, когда Выродок вернулся. Он явно был чем-то опечален – удрученно клонил голову и непривычно низко гнул плечи. Подволакивая ноги, спустился с крыльца, подошел к мерянке. Уже в который раз Полеве захотелось обнять его и забрать часть исказившей его лицо горечи, но она не сделала этого. Выродок не терпел прикосновений. Полева помнила, как однажды ночью она попыталась обнять его. Хорошо зная силу женской плоти, она старалась прижиматься к знахарю как можно сильнее, чтобы он ощутил желание в ее тугих грудях и подергивающемся животе. Богумир никогда не оставался равнодушным к подобным ласкам, но болотник отшвырнул ее прочь, словно мерзкую мокрицу.

– Оставь меня! – рявкнул. – Хочешь любить – люби издали, а коли кобеля для утех ищешь – ступай прочь!

Покраснев от стыда и обиды, Полева стиснула на груди платок, прикрыла им свою наготу. А Выродок отвернулся и лег спать. Она плакала всю ночь, а к утру поняла – никакие обиды и страхи не заставят ее променять полюбившуюся вольную жизнь с Выродком на щедрые ласки и золоченые хоромы с другим…

И теперь, видя на любимом лице печаль, она люто возненавидела Добрыню. Так возненавидела, словно это он лишал ее любви Выродка и принуждал сдерживать свои желания. Кипя от гнева, она погрозила окнам княжьей избы маленьким кулачком и побежала следом за знахарем.

Их догнали за городскими стенами. Высокий мужик в круглой низкой шапке осадил пегую с рыжими, будто нарисованными на спине, отметинами лошадь и ловко соскочил перед Выродком, заступив ему дорогу. Знахарь остановился. Лицо преследователя не предвещало ничего хорошего, на его могучих плечах под красной, как кровь, тонкой рубахой зловеще шевелились бугры мышц. Его спутник, по виду смерд или закуп, худой, угрюмый парень в расписном кафтане, изредка похлестывая свою лошаденку по округлым холеным бокам, гарцевал возле хозяина.

– Ты Альва прилюдно в пыль ринул? – резко спросил у Выродка высокий. Полева знала – знахарь не желает драки, и потому не удивилась, услышав его короткий ответ:

– Уйди!

– Я брат Альва, – не обращая внимания на отпор, рявкнул здоровяк. – Он расстроен, и твоя кровь станет его утешением!

Болотник едва шевельнул губами. Полева улыбнулась, угадав вырвавшееся из его уст ругательство. Так на торгу называли ощипанных и жирных кочетов, предлагаемых бабами на суп.

Узкая плеть больно щелкнула по ее лицу. Вскрикнув, Полева прижала ладонь к вспыхнувшей болью щеке.

– Не смей скалиться, холоп! – рявкнул на нее чванливый вершник. Полева глянула на Выродка, сдержала слезы. А тот, будто и не заметив обрушившегося на нее удара, продолжал хмуро глядеть на тянущуюся к берегу реки дорогу.

Урманин раздул увешанную шейными гривнами и ожерельями грудь, гордо вскинул белесую голову. Может, мнил он себя уважаемым человеком, но нынче больше всего походил на разъяренного гусака с длинной шеей и распушенными у горла перьями. Полева хихикнула сквозь слезы.

Словно очнувшись от ее смешка, Выродок вскинул посох, отодвинул им урманина и шагнул вперед. Приметив его движение, глазастый смерд подхлестнул лошадь и занес для удара руку с плетью. В это мгновение Выродок обернулся. Полева не сразу поняла, что надо отвести глаза, – зажмурилась лишь потом, когда под гнетущим взглядом знахаря кобыла вершника захрипела и, неожиданно закусив удила, рванулась прочь, взбрыкивая упитанным крупом. Ничего не понимающий вершник кубарем слетел с ее спины и испуганно заозирался в поисках выпавшей плети – единственного своего оружия.

– Уйди добром, не то худом уведу, – глухо повторил знахарь.

Услышав знакомый голос, Полева попятилась. Никогда еще Выродок не говорил так странно – нараспев, словно затягивая словами в глубокую пропасть. Упрямо дергая подбородком и пытаясь вытащить из ножен меч, урманин шагнул вперед.

Стражники на вышке у стены заметили их, закричали что-то. Со всех сторон к ползающему по земле вершнику заспешили люди. Брат Альва пригрозил:

– Готовься к смерти, болотный змееныш!

Правда, его руки дрожали и никак не могли нашарить на поясе рукоять меча, а румяное, пышущее здоровьем лицо обрело серый земляной оттенок.

– Да, – певуче согласился с ним болотник. – Смерть успокоила меня. Утешит и тебя… Иди же за мной. Иди…

Полева почуяла, как в ее душу заползает что-то холодное и скользкое. Силясь не впустить незваного пришельца, она схватилась обеими руками за грудь, но ледяной червь неумолимо вгрызался в ее тело, тянул плоскую, лишенную глаз морду к самому сердцу. Жизнь стала замедляться. Люди, лошади, стражи на стене показались ненастоящими, даже немного нелепыми. Свистящий ветер ворвался в уши и, охватывая ее смертельным кольцом, достиг Полевиной души. Сквозь застилающую глаза пелену Полева увидела согнувшегося до земли урманина. Скрюченными, будто в судороге, пальцами он царапал свою обнаженную грудь. Из-под его ногтей показалась кровь, а вокруг, поблескивая в лучах солнца, тонули в дорожной пыли содранные хозяином ожерелья и гривны.