У Талии перехватило дыхание, когда он резко потянул за сорочку, разрывая ткань, и приник губами к обнажённому телу.

– А теперь я помогу вам разоблачиться…

– Габриэл, что вы творите? – заспорила Талия, хотя сама трепетала от нарастающего наслаждения. – Вовсе ни к чему портить мои вещи…

– Не волнуйтесь, новую куплю…

Габриэл ласкал её полные груди, касаясь чувствительных сосков, опускаясь всё ниже и ниже. Дыхание Талии стало прерывистым; блаженно улыбнувшись, он прикоснулся к нежной коже бёдер.

У Талии все слова вылетели из головы. Нарастающее вожделение пылало, словно лесной пожар. Не то чтобы ей действительно хотелось пожаловаться, просто Талию тревожило, что прикосновения Габриэла приводят её в такое блаженное забытье.

– Могли бы просто сказать, чтобы я сняла сорочку…

– Мог бы, но так гораздо приятнее…

Габриэл заставил её замолчать страстным поцелуем, нащупал заветный бугорок… Когда его пальцы проникли в сокровенные глубины, Талия содрогнулась от желания.

– Боже… – ошеломлённо выдохнула она.

– Вам нравится? – прошептал Габриэл.

Талия сомкнула трепещущие ресницы, наслаждаясь прикосновениями его пальцев.

– Да…

Габриэл тихо застонал, целуя её в шею, туда, где стремительно бился пульс.

– Я чувствую вашу страсть…

Талия попыталась сдержать накатывающее волнами вожделение. Всё происходило слишком быстро, однако у неё не хватало силы воли остановить его.

Наконец поняв, что сопротивление бесполезно, Талия испустила тихий вздох и начала гладить его широкую грудь.

Застонав от удовольствия, Габриэл сжал губами её сосок.

Умопомрачительные ласки заставили Талию трепетать от вожделения. Она гладила его спину, наслаждаясь ощущением тёплой, гладкой кожи под пальцами.

Да, теперь она больше не застенчивая дочка Сайласа Добсона. Не неуклюжая дебютантка, вызывающая только насмешки. Она женщина, способная пробуждать в своём муже сильнейшую страсть.

Наслаждаясь новообретённой уверенностью, Талия подняла бёдра, чувствуя, что вот-вот достигнет пика.

– Умоляю…

Габриэл поднял серебристые глаза, светившиеся таким желанием, что у Талии защемило сердце.

– Вы готовы?..

Вожделение Габриэла доставило Талии величайшее удовольствие. Есть ли что-то приятнее, чем быть желанной?.. Даже если речь идёт лишь о плотской любви.

Талия впилась ногтями в спину Габриэла. Экстаз был совсем близко. Сейчас она согласилась бы на что угодно…

– Да, – прошептала Талия.

С разнёсшимся по каюте рычанием Габриэл ловко переместился, оказавшись между её бёдер.

– Раскройтесь для меня, – хрипло выдохнул он, застонав, когда Талия обхватила ногами его стройные бёдра. – Да, вот так…

– Габриэл…

Тут он проник в неё, и Талия лишилась дара речи от величайшего наслаждения. Талия стонала при каждом его движении, а Габриэл всё убыстрял темп, покусывая при этом её сосок.

Наконец Талия не выдержала и начала извиваться от страсти, царапая его спину. Даже теперь, когда они уже несколько раз предавались любовным утехам, Талия, будто впервые, поразилась мощному взрыву удовольствия и в исступлении вскрикнула.

И в самом деле – какое блаженство…

Габриэл словно парил на сияющем облаке. Яхта мерно покачивалась, а он лежал, прижав к себе дремлющую Талию.

Ему и самому хотелось закрыть глаза и поддаться усталости. Габриэл не помнил, когда в последний раз погружался в крепкий, здоровый сон.

В последнее время удавалось забыться только на час – на два, не больше. Если честно, у Габриэла не получалось спокойно проспать всю ночь с тех пор, как отослал Талию из Лондона.

Теперь Габриэл чувствовал величайшее облегчение – наконец-то они оба вырвались из когтей Жака Жерара и вскоре прибудут в Кэррик-Парк. Однако теперь он не мог заснуть, потому что не сводил глаз с Талии.

И дело было не только в её красоте, не только в тёмных, блестящих кудрях, рассыпанных по подушке и искрящихся в проникающих сквозь стекло иллюминатора лучах солнца. Не только в нежном румянце, способном вдохновить любого поэта. Нет, Габриэла охватил настойчивый, необъяснимый страх, что стоит ему закрыть глаза – и Талия снова исчезнет.

Габриэл крепче прижал её к себе и укрыл их обоих одеялом. Талия сонно пошевельнулась и вопросительно взглянула на него:

– Вас что-то тревожит?

Габриэл заправил ей за ухо непокорный локон.

– О чём мне тревожиться?

Уклончивый ответ заставил Талию скорчить недовольную гримасу. Но вместо того чтобы просто положить голову ему на грудь и погрузиться в сон, как надеялся Габриэл, Талия не сводила с него проницательного взгляда.

– Что вы намерены делать, когда вернёмся в Англию?

Габриэл погладил её по спине. Раз уж Талия не хочет спать, может, удастся отвлечь её?

– Рассказать в подробностях?

Талия раскраснелась, однако поддаваться не стала и упёрлась ладонью ему в грудь.

Вот упрямая!

– Я говорю о вашем брате.

Признав поражение, Габриэл перекатился на спину и уставился на балки над головой.

– Предательство Гарри скрывать нельзя – ни от короля, ни от министерства внутренних дел, – наконец проговорил он.

Талия застыла.

– Но…

– Я вовсе не желаю наказывать брата, Талия, – пояснил Габриэл, предупреждая негодующие вопросы. Смирившись с тем, что Гарри сбежал и в Англию возвращаться не собирается, Габриэл наконец принял окончательное решение. Единственно возможное в данных обстоятельствах.

– От всей души надеюсь, что на этот раз Гарри действительно усвоил урок, однако, раз он на свободе, нельзя рисковать жизнями британских солдат.

Талия провела ладонью по его груди, будто пытаясь облегчить тревогу.

– От всей души сочувствую.

Габриэл спрятал лицо в её растрёпанных кудрях, вдыхая сладкий, тёплый аромат сирени. Кто бы мог подумать, что он не только преодолеет многолетнюю привычку к сдержанности и скрытности и начнёт делиться тревогами с женой, но и будет делать это с охотой?

Поразительно.

– Рано или поздно о связях Гарри с Францией стало бы известно, – признал Габриэл, в голосе звучало искреннее сожаление. – Однако теперь имею основания надеяться, что его предательство так и останется тайной.

– Не понимаю. Вы ведь, кажется, считали, что Гарри необходимо отдать под суд.

– Да, вначале я так и думал. Но Гарри предпринял кое-какие меры, благодаря которым премьер-министр будет сам, лично заинтересован в том, чтобы эта история не стала достоянием общественности.