В свое время Коромыслов дал мне хороший совет: сходить на биржу труда и обзавестись справкой, что стоишь на учете. Какая-никакая, а бумажка с печатью. Не поленился, сходил и встал на учет. Теперь у меня кроме трудовой книжки была еще одна бумага, заверяющая, что я без пяти минут пролетарий, который вот-вот устроится на завод.

Пересчитал деньги. Девяносто пять рублей – полторы-две месячных зарплаты. Хватит на все и еще останется. В лавке мне теперь делать было нечего, прощаться ни с кем не собирался, к тому же не сегодня завтра найдут трупы Терентия с подручными, и тогда начнутся крупные разборки между бандами, новый дележ территории. У меня и сомнений не было, что по малинам и шалманам уже начали ходить самые разные слухи о непонятном исчезновении Кастета, и это притом что я еще не знал о непонятной смерти Резаного и исчезновении Сыча.

Прошел мимо афишной тумбы, где рабочий сдирал скребком афишу, сообщавшую о гастролях Новосибирского театра красного авангарда, который, закончив гастролей, вчера уехал из города. Так я никогда и не узнал, что вместе с ним уехали оставшиеся в живых члены банды жиганов, которые играли второстепенные роли в спектаклях, а также занимались административными и хозяйственными вопросами, монтажом и установкой декораций. Банда из восьми офицеров, воевавших у Колчака и дико ненавидевших советскую власть, последние два года ездила «на гастроли» по всей Сибири, совершая налеты и грабежи, при этом не оставляя никого в живых. Идею использовать театр как прикрытие подал бывший капитан Лужин Аркадий Ипполитович, страстный театрал. Он нашел нескольких любителей, которые составили актерское ядро театра, а затем для постановки спектаклей пригласили одного из пролетарских сценаристов Василия Савраскина, которого им предоставил Новосибирский городской комитет по культуре и агитации. Таланта у него не было никакого, зато он обладал бурной фантазией и верой в свою гениальность. Именно он составил пролетарский репертуар для нового театра, который был утвержден специальной комиссией. Так появился новый театр, который, как считали некоторые критики, вполне соответствовал духу времени.

За эти годы банда обросла многочисленными связями и информаторами в самых разных слоях общества и органах советской власти. Бывшие офицеры, а теперь налетчики и убийцы, прекрасно понимали, что рано или поздно их везение закончится, поэтому последние несколько месяцев искали дело, которое позволит им уйти на покой.

Два молодых человека, фотографии которых мне в свое время показал Силантий, работали в банке и были в числе информаторов, работавших на жиганов. Когда они запаниковали, их пришлось убить. Это сделал Сыч, в прошлом царский офицер, штабс-капитан Сычев Андрей Станиславович. Убийство ювелира с семьей и расстрел вора на одной из малин было просто вызовом ворам и карательным органам советской власти. Вот, смотрите, какие мы, никого не боимся!

Театр приехал на гастроли за две недели до прибытия ценного груза. Общий план нападения уже был, осталось только привязать его к местности. В этой операции также принимал участие Сыч, который за сутки до налета убил Резаного для того, чтобы еще больше запутать и запугать воров. После налета бывшие офицеры похоронили погибших товарищей, отыграли вечерний спектакль, а на следующий день уехали с театром и награбленными деньгами.

Остановившись, я попытался решить, куда лучше пойти обедать, как вдруг вспомнил о приезде французской миссии Красного Креста.

«Таня вроде сказала, что поезд придет через полтора часа, – достал часы, щелкнул крышкой. – Еще есть… двадцать минут».

– Эй! Извозчик! – крикнул я, завидев пролетку.

Комиссию по встрече французской миссии я увидел сразу. Два крепких парня держали плакат, на котором было написано на двух языках «Да здравствует русско-французская дружба». За ними стояли музыканты и наяривали торжественный марш, но стоило мне подойти поближе, как оркестр замолк, и начал произносить речь какой-то ответственный товарищ. Таня, стоявшая рядом с ним, вела синхронный перевод.

Французский Красный Крест, как я понял, представлял собой группу из пяти человек: двое мужчин и три женщины, всем от тридцати до сорока пяти лет, по моим возрастным оценкам. По окончании торжественного приветствия глава французской миссии произнес ответную речь о важности русско-французской солидарности, после чего французы разделились. Мужчину и двух женщин под звуки вновь заигравшего оркестра встречающие повели к выходу из вокзала, а двое французов, мужчина и женщина, остались и вернулись в вагон вместе с двумя товарищами из встречающих.

«Наверное, пошли пересчитывать то, что привезли товарищи французы», – решил я, продолжая наблюдать.

Спустя короткое время вагон с французами отцепили от состава и маневровый паровоз отогнал его к железнодорожным складам, а спустя двадцать минут туда прибыло отделение красноармейцев с командиром для охраны. Наблюдая издалека, я видел, как командир представился, а после того, как получил соответствующие указания, оставил двух красноармейцев для охраны, а остальных повел, очевидно, на вокзал.

Все, что мне надо было, я увидел, а теперь можно было поесть и поискать себе гостиницу, подальше от центра города, а заодно подумать, что дальше делать с семью килограммами золота и килограммом платины. Это была моя половина добычи, не считая девяти с половиной тысяч рублей, трех десятков золотых ювелирных изделий и бархатного мешочка с двумя десятками драгоценных камней.

«Везти с собой или закопать где-нибудь за городом?» – в который раз спросил я сам себя, но так и не нашел правильного для себя ответа.

Вечером, выходя ужинать, я увидел на улице солдатский патруль, проверявший документы, а чуть позже слышал разговор людей, сидевших за соседним столиком, говоривших о каком-то приказе и военных мерах, которые предприняла местная власть для установления порядка в городе. У меня даже сомнений не было, что с прибытием столичной комиссии в городе начнется бурная деятельность по выявлению врагов народа.

«Очередной виток наведения порядка, или, как говорят испанцы: когда появляются новые святые, старые уже не творят чудес».

На следующий день в половине одиннадцатого я подошел к зданию, где жила Наталья Алексеевна. По дороге мне довелось услышать, что эта ночь, как и предыдущие, прошла беспокойно, где-то слышалась стрельба, а кого-то арестовали. Насколько верны были эти слухи, я не знал, но при этом был настороже.

С беззаботным видом пройдя мимо школы и не заметив ничего подозрительного, вернулся, вошел в подъезд, поднялся на третий этаж и постучал в дверь комнаты Натальи Алексеевны. Послышались тяжелые, шаркающие шаги, и дверь открылась. Пожилой женщине было явно нехорошо. Бледное лицо и тени под глазами.

– Здравствуйте, Наталья Алексеевна. Извините, я не вовремя?

– Нет, Егор. Просто я переволновалась, но уже выпила лекарство, и минут через