Поистине двужильным казался этот неутомимый народ, и нельзя было сказать, чтобы после такой работы он слишком мрачно смотрел на вещи. Молодежь была весела и жизнерадостна, как и полагается в ее возрасте, старикам тоже хватало бодрости.

Участки для мереж еще с весны распределялись по жеребьевке на все время путины. В прошлом году Оскару достался самый северный, самый дальний участок, который оставался в стороне от течения, и лосось ловился там неважно. Зато в этом году ему посчастливилось: он вытащил самый лучший номер, получил самое выгодное место; здесь в его ловушку попадались и самые первые и самые последние лососи. Поэтому, как только кончился период знойного штиля, Оскар, не теряя времени, установил на якоре мережу.

Всю весну Оскар работал как лошадь и даже в лице изменился. Глаза у него воспалились от бессонных ночей, к полудню его уже одолевала дремота. Но бросать работу у инженера Оскару не хотелось — на дополнительный заработок он надеялся обзавестись осенью новыми сетями для салаки и кильки; у него каждый лат был на счету. Анита уже второй год ждала летнего пальто, и ему хотелось доставить наконец жене эту маленькую радость. Никуда не годился старый неводник — громоздкий, весь в заплатах и все-таки протекавший, как сито. Пора было перекрасить железную крышу дома, тогда бы она прослужила вдвое дольше. Со всех сторон обступили его мелкие нужды, где уж тут было думать об отдыхе!.. И когда разбушевался западный ветер, прервав на некоторое время работы по возведению мола, Оскар даже рассердился на море — сиди теперь по его милости сложа руки! Правда, после бури могли появиться лососи, буря была подходящая. За свою ловушку Оскар не тревожился — еще сравнительно новая, крепкая и он ее основательно заякорил — на этот раз выдержит. Осис и то не беспокоился за свою развалину.

Четыре дня нельзя было выйти в море ни на веслах, ни с мотором. Волны докатывались до подножия дюн. Каждое утро Оскар спешил проверить, как держится моторка на якоре, как ведет себя ловушка.

Во вторую ночь выбросило на берег мережу Осиса. Через день была прорвана мережа гнилушанина Крауклиса. Но обе ловушки были старые и порядком подгнившие во время знойного штиля; удивительно, как они до сих пор-то держались. В последнюю ночь ветер, достигнув предельной силы, сносил крыши домов, выворачивал с корнем сосны. У Бангера сломало радиомачту. А утром на берегу можно было видеть останки двух выброшенных волнами ловушек — одна из них принадлежала Оскару. Сначала он не хотел верить своим глазам… Впервые за все годы его мережа не выдержала бури. Якоря хорошо закреплены в нужных местах, тросы новые, крылья сделаны только в этом году, при установке никакой оплошности допущено не было. И вот — на тебе!..

Стиснув зубы, принял Оскар этот удар. Мечты о новых сетях и других необходимых вещах пришлось выбросить из головы. Он аккуратно подобрал все отрепья, поплавки и отвез останки мережи в поселок. Починить ее не было никакой возможности. На крыльях было содрано с подбор все сетное полотно, — теперь разыскивай его где-нибудь в песке на банках! — обручи были изломаны, камеры словно ножом располосованы, у нескольких якорей оборвало наплава — их и вовсе не найти.

— Опять тебе придется подождать нового пальто, — сказал он Аните. — Нам надо обязательно построить новую мережу.

— Ну конечно, Оскар. Я ведь могу и без него обойтись.

Оскар пошел сказать инженеру, что ему надо с неделю побыть дома, построить новую ловушку.

— Пусть на эти дни Бангер даст вам моторку… Хорошо, если бы вы могли уплатить мне, что причитается.

— Много вам на это понадобится? — спросил Сартапутн, с участием отнесшийся к его горю.

— Ну, как-нибудь наберется… Кое-что ведь и нарыбачили за это время. Такое несчастье случается не впервые и не со мной одним. Если бы мы каждый раз вешали головы, то и жить не стоило бы.

— Все-таки тяжело вам пришлось.

— Хуже всего то, что теперь появится лосось. А пока я новую мережу построю — весь косяк пройдет, жди тогда нового.

— А там вдруг опять буря… — Сартапутн не решился высказать до конца свою мысль.

— Конечно… может и опять выкинуть на берег. Только незачем вперед загадывать.

— Я вам искренне сочувствую, — мягко сказал инженер. — Вы день и ночь трудитесь, как каторжный, и вот… До чего все-таки несправедлива природа. Даже досаду какую-то испытываешь против ее законов, особенно когда она так безжалостно уничтожает разумный труд человека. Мне так жаль вас… — Он так и не закончил фразы, как бы устыдившись своего непрошенного сочувствия.

— Жаль? — странно усмехнулся Оскар. Больше он ничего не сказал.

Теперь Сартапутн стал внимательно присматриваться к этому человеку, который столько времени оставался незамеченным, как любой другой поденный рабочий. Спокойный фатализм и громадная выносливость рыбаков, помогавшая им выдерживать все невзгоды, его не удивляли. Здесь скрывалась суровая трудовая закалка. Но в Оскаре было нечто большее — не просто спокойствие или чисто физическое здоровье; это был характер, незаурядная личность. Да, он достойный соперник! Инженер начал понимать, почему Анита так привязалась в свое время к Оскару. Понял он и другое: слишком бесчестно было бы врываться в эту тихую жизнь, разбивая счастье такого сильного, сурового человека. Если бы не одинокая жизнь в заброшенном поселке, не однообразная работа, не столь длинные, томительные вечера, когда всем существом рвешься к людям! Плохо, конечно, что они с Анитой больше не встречаются открыто. Ясные дружеские отношения сменились совсем иными чувствами, и теперь им многое приходилось скрывать от людей. На какой-то момент в инженере во весь голос заговорила совесть. Несколько дней он избегал встреч с Анитой, не посылал ей записок, а по вечерам бродил где-нибудь подальше от поселка. Но поведение инженера было истолковано Анитой совсем в другом смысле.

— Прекратим это, — сказал он при первой же встрече, когда Анита пришла к матери. — Пусть все останется по-прежнему, так будет лучше…

Широко открытыми глазами, в которых таилась и оскорбленная гордость женщины и грусть заброшенного ребенка, она взглянула на Сартапутна.

— Ну, раз тебе это надоело, лучше нам больше не встречаться.

Рассказать ей о своих новых мыслях, о том, что они оба виноваты перед Оскаром? Но когда один человек далеко завел другого по неверному пути, он уже не может сказать тому, что этот путь неправилен. Ведь оба они знали об этом, оба знали, куда идут. И Сартапутн отказался от своего намерения. Они продолжали идти дальше.