Как бездумно расходовалось время в реальности! Сколько бы Гораций успел сделать всего важного за это день, будь он в Пространстве! Сколько интересных дел ждало его там! Он бы мог поболтать сейчас с друзьями. Им надо было обязательно обсудить в деталях все моменты минувшего Великого боя. Такое событие, а Гораций оторван, выброшен из сети… Без общения, не зная мнения приятелей, не ведая что твориться сейчас на форумах и живых страницах Пространства Гораций не мог дать собственную оценку происходящему. Хорошо они воевали или плохо, правильно поступили или нет… Он не знал, что думать. Только в общении с другими людьми формировалось его собственное «Я». Лишившись разговоров, не видя перед собой привычных посланий, не слыша голосов многочисленных знакомых, Гораций почувствовал то, что раньше никогда не испытывал. Он почувствовал, что не знает, кто он сам. Пространство… Оно формировало его сознание. Оно посылало ему темы для размышлений, и оно же диктовало ему, что именно он должен думать. Теперь Пространство исчезло. Оно оставило Горация наедине с самим собой, тем самым окончательно запутав его. Вчера Гораций понял, что не имеет привычного ему тела, сегодня он осознал, что Пространство забрало себе его собственный разум.

Пространство жило где-то своей привычной жизнью, выкинув его, Горация, за борт. Война изменила всё. Всё, что раньше было важно, необходимо теперь потеряло всякий смысл. Ни деньги, ни социальный статус Горация, ни его звания, ни навыки в реальности были не нужны. Достижения Горация не помогли ему остаться там, в его привычном мире. Значит всё, чего он достиг там, не играет никакой роли? Значит Пространству всё равно, есть в нём Гораций или нет?

Для Пространства он – никто! Его можно выкинуть, вычеркнуть, забыть. Пространство не ценило его заслуги, не видело его исключительности, не считало незаменимым. Пространству он был не нужен. Его знакомые нашли себе новых собеседников и, наверно, даже не вспоминают больше о нём. Его работу делает кто-то другой. Его деньги и имущество сгинут вместе с ним, как только настоящая, реальная смерть улучит подходящий момент. Для всех он погиб. Однако разум Горация жил. Он находился за пределами Пространства, но, даже лишенный возможности взаимодействовать с миром, он продолжал жить. Ему по-прежнему было нужно всё то, к чему его приучили.

Вдали от привычного Пространства, Гораций попусту терял время. Он бы мог сейчас погонять на мотоцикле по улицам Сангсити, на ходу поджигая мусорные баки и сбивая на скорости попадающихся на пути виртуальных прохожих. Он бы мог, удалившись от всех в свой заветный уголок Пространства, созвать сотню наикрасивейших виртуальщиц и до ночи наслаждаться их безумными ласками, одну за другой раскладывая их перед собой. Он бы мог, закупив оружия, отправиться крушить полчища затаров или кретов и, одержав победу, с упоением наслаждаться надписью «Game over», красующейся перед ним на черной стене. Он бы мог, мог, мог…

Он многое мог бы взять, испытать, получить, но это всё осталось там, в Пространстве, здесь же, в реальности, Гораций не мог ничего. Его руки были скованы, движения невозможны, голоса не было и отсутствовал слух. Ему оставалось только лёжа в полной тишине отсчитывать про себя секунды, оставшиеся до возвращения в Пространство. «Одна, две… Одна, две…» – думал умеющий считать только до двух Гораций.

Наблюдать за работой желтоглазых роботов, было теперь единственным развлечением Горация. Теперь Гораций ждал их с радостью. Каждое новое появление этих металлических желтоглазых устройств приближало его к долгожданному моменту возвращения в Пространство. Сосед Горация, тот серый пузырь с маленькой головкой и закрытыми глазами, спокойно покоился рядом. Гораций ненавидел его, тот пребывал в том священном состоянии подключения к Пространству, в которое Гораций сможет погрузиться не раньше, чем через шесть дней. Шесть дней!.. Подумать только, это была целая вечность. Шесть дней невыносимой скуки, бездействия, полного одиночества, шесть дней наедине только с самим собой…

Гораций с грустью взирал на собственное отражение. Оно было неподвижно и безмолвно. Человеку, такому как Гораций, делать в реальности было нечего. Она была пустынна и, безлюдна. Пребывание в ней было настоящей смертью.

Каждая минута тянулась нестерпимо долго. Горацию хотелось закричать, обратиться к кому-нибудь за помощью, заплатить, пообещать, припугнуть, сделать всё, что угодно, только вернуться в свой привычный мир. Разум Горация был жив, а его тело, лишенное возможности взаимодействовать с окружающей действительностью, фактически, было мертво. Вскармливаемое роботами, чистое и проветренное, оно хранило разум Горация, который не имел возможности реализовать ни одно из своих желаний. Это было то, что хуже смерти. Это была пытка. Горацию казалось, что его душа сверху вынуждена наблюдать за собственной беспомощностью. Неподвижное серое тело, которое и было самим Горацием, находилось рядом, но было не с ним. Неуправляемое, оно воспринималось Горацием как нечто чужое и безжизненное, лишенное души, желаний, возможностей, чувств.

Лучше бы разум его угас. Лучше было бы не знать, что такое реальность. Вот она трагедия человека бестелесного – обязательное наличие специальной электронной среды, посредника между разумом и телом.

Ничто не отзывалось на сигналы, посылаемые мозгом Горация. Он пытался пошевелить ногой, та оставалась неподвижной, он пытался кричать, но звук застывал где-то в груди. Гораций ненавидел Создателей. Как же это было жестоко – не убить его, оставить в живых, заставить безмолвно наблюдать за совершаемым над собой беспределом.

Гораций хотел жить, но не этой урезанной, а той полноценной жизнью, которая была у него в Пространстве. До возвращения к ней была вечность. Это в Пространстве время пролетало, пробегало, проносилось, здесь же оно остановилось. Это там, времени ни на что не хватало, здесь же его было невыносимо много. Но его не на что было тратить. Гораций изнывал от скуки. Каждое воспоминание о прошлой жизни болью отзывалось в его душе. Как же далеко от него было всё то, чем жил он многие годы! Игры, развлечения, тренировки, турниры, бои, праздники, переписки, вечеринки, прогулки, любовь и война, остались в прошлом. Настоящая жизнь ушла, а вместо неё возникла пустота.

После четвертого переворота своего тела желтоглазым роботом, Горацию стало казаться, что день скоро должен закончиться. По его ощущениям он и так уже пролежал без дела слишком долго. Гораций стал мечтать о сне. Там, во сне, его разум отключался и не испытывал ни страданий, ни горечи, ни сожаления, ни грусти. Гораций захотел уснуть. Но прошло ещё десять «переворотных часов», прежде, чем рядом с Горацием появилась спасительная игла, несущее снотворное. Он принял укол с блаженной радостью. Это было истинное счастье, невыносимо долгий день был окончен. Он не принес ничего, кроме ощущения безысходности и тоски.

День начался с ощущения пустоты. Когда Гораций открыл глаза, то не увидел ничего. Кругом был мрак. Горацию показалось, что он ослеп. Только через какое-то время его глаза, понемногу привыкнув к темноте, стали различать, что твориться вокруг. Вокруг всё было по-старому. Еле различимое в темноте собственное отражение смотрело на Горация.