Нил все время замечал на себе уклончивые взгляды и чувствовал, что внушает подозрения. Кроме того, что он спросил о коньяке, Нил ничем не выдавал своего интереса к контрабанде, но все присутствующие явно знали, чего ему надобно.

Хозяин таверны крикнул, что заведение закрывается. Получалось, что оно закрывается на час раньше обычного, и вскоре таверна опустела — тоже скорее, чем накануне.

Нила укололо предчувствие.

— Еще одну! — пробормотал он заплетающимся языком. Кроме него, в таверне уже никого не осталось.

— Нет, — неприязненно покосившись на него, отрезал хозяин. — Мы все отсюда уходим. Нил не знал, что предпринять.

— Но я не желаю уходить!

— А мне плевать, чего вы желаете. Убирайтесь, пока мои парни вас не вышвырнули!

Нил, спотыкаясь, поднялся, бросил на хозяина мутный взгляд и, шатаясь, направился к двери. Выйдя, он прислонился к стене дома. Кучка людей на противоположной стороне улицы явно за ним наблюдала. Нил притворился, что с трудом держится на ногах, и повернул к гостинице. Однако вместо того, чтобы войти, он проследовал до следующего поворота и затем вернулся к таверне кружным путем. Держась в тени, он подошел к черному ходу «Пеликана». Там стоял, явно настороже, какой-то толстяк. Нил все понял — сегодня была та самая ночь! Нет смысла расспрашивать кого-нибудь из таверны: они все соблюдают крайнюю осторожность. Черт побери! Значит, единственная надежда что-либо разузнать — самому ехать на побережье.

Нил быстро вошел в гостиницу и поднялся к себе в номер, где оставил седельные сумки, но, войдя, сразу же понял, что в комнате он не один. Седельных сумок не было там, где он их оставил, и, закрыв дверь, он увидел человека гигантского роста, нацелившегося в него мушкетом.

— Наверное, я не туда попал, — пробормотал Нил.

— Нет, туда, сэр. — Незнакомец сверлил его взглядом. — Кто вы такой, черт побери?

— Я тот, который хочет кое о чем договориться, — ответил без обиняков Нил.

— Договориться о чем?

— Мне нужен корабль для товаров. Один приятель в Эдинбурге сказал, что я могу здесь найти то, что мне нужно.

— Так почему же было прямо не спросить в таверне?

— Спросить, нет ли, мол, у вас знакомых контрабандистов, и получить пулю в лоб?

Гигант еле заметно улыбнулся.

— Кто тебе сказал о нас?

— Я не знаю его имени.

— Высокий? Толстый?

— Нет.

— Значит, Тим. Ты уже и так слишком много знаешь.

— Но я хорошо заплачу за то, что знаю, если, конечно, мы сможем договориться.

— Ты один здесь?

— Да.

Нил знал, что, сделав такое признание, он подвергает себя опасности. Но не менее опасно было в данном случае и солгать. Очевидно, за ним следили с самого его приезда. Не поэтому ли таверна сегодня закрылась раньше — а вовсе не по той причине, что ожидался приход судна с контрабандным коньяком?

— Сколько заплатишь?

— Пятьсот монет.

— За проезд или за нужные тебе сведения?

— И за то, и за другое.

— Только у англичан и шотландцев-изменников водятся сейчас такие деньги.

Нил едва не выругался, но сдержался — тем более что перед ним замаячила надежда. «Шотландцы-изменники». Эти слова могли означать только одно: контрабандисты сочувствуют якобитам.

И тогда он сказал правду:

— Есть несколько якобитов, которых надо переправить во Францию. Точнее, двое взрослых мужчин и десять детей. Я должен договориться об их переезде.

С минуту человек все так же пристально вглядывался в него, потом пожал плечами:

— Я отведу вас к месту встречи. Но если Француз прикажет вас убить, вы скоро будете кормить рыб.

Нил кивнул в знак того, что все понял и согласен.

Гигант жестом указал ему на дверь, и Нил повиновался, не зная, доживет ли он до утра.

Девочки ужинали в большой замковой столовой, здесь же восседал и Колин, болтавший что-то на одному ему понятном языке. Джэнет решила, что настало время учить девочек хорошим манерам, Муж не позволял им есть в столовой Лохэна, опасаясь за хрусталь и фарфор, а после его смерти она не хотела сажать их за общий стол с Реджинальдом, Луизой и Марджери. А вот теперь самое подходящее и удобное для этого время.

Была у нее также и другая причина. Ей хотелось подольше задержаться в столовой и вызвать Торкила на разговор о маркизе Брэмуре. Он обязательно должен что-то знать о его семье — Трильби ей сказала, что маркиз привез его со своего родного пепелища.

Джэнет, конечно, могла вызвать Торкила к себе и допросить, но ей не хотелось так поступать со стариком. Надо начать разговор самым естественным и непринужденным образом — так, чтобы он не доложил потом маркизу, будто она бесцеремонно сует нос в его личные дела. Хотя именно это она и собиралась сейчас сделать, зная, что он питает слабость к Колину и девочкам.

Ужин между тем проходил не совсем гладко. Аннабелла разлила молоко и объявила, что не хочет есть! Рэйчел, как заводная, все расспрашивала о маркизе — где он, что он и когда вернется, — а Грэйс просто гоняла еду по тарелке.

— Где Нил? — капризно спросила Аннабелла. — Хочу, чтобы он поскорее приехал.

«Нил?» Джэнет вопросительно подняла брови.

— Он — милорд, маленькая. Говоря о нем, надо обязательно упоминать его титул.

— А он сказал, чтобы я называла его Нил! — запротестовала Аннабелла, готовая вот-вот заплакать.

— Это правда, — подтвердила Грэйс. — Я слышала, как он это говорил.

Джэнет даже немного растерялась. Как все это понимать? Но в следующую минуту Рэйчел уронила на пол серебряную ложку, и Грэйс стала ее отчитывать за неаккуратность. Бедняга Торкил сновал вокруг, поднимая и заменяя ложки, вытирая лужицы молока, пока Джэнет старалась уговорить девочек ничего не оставлять на тарелках. Но они скучали по Брэмуру, им хотелось покататься на пони за пределами конюшенного двора, и они не понимали, почему вдруг появилось столько запретов и им ничего нельзя.

Джэнет и Клара по очереди кормили Колина. Перед ним стояла своя собственная мисочка с овсяной кашей, которую он с упоением раскидывал ложкой по всей столовой, так что Тор-кил не успевал за ним убирать.

Когда ужин закончился, Джэнет отдала Колина Кларе, чтобы она отнесла его в детскую, умыла и переодела. Трильби, которая нашла свой особый подход к девочкам, увела их спать, а Торкил все продолжал наводить чистоту в столовой. «Но ведь он уже слишком стар, чтобы сгибаться в три погибели и отскребать полы!» — подумала Джэнет, взяла тряпку и стала ему помогать.

— Миледи! — в ужасе воскликнул старый слуга.