начали усиленно печатать, преимущественно билеты тысячерублевого достоинства («Чехи и С-Ры» статья в газете «Дело России» № 10. 1920 г.).

На их пути встретился еще один крепкий русский район – Забайкалье с Читой, где сохранилась русская национальная сила под начальством атамана Семенова. Чехи знали, что им не пройти мимо этой заставы безнаказанно.

Но и здесь они находят помощь интервентов-союзников. Ян Сыровой сосредотачивает несколько эшелонов к станции Мысовой и к городу Верхнеудинску, высаживает свои части и, при содействии и вооруженной поддержке 30-го американского пехотного полка, нападает внезапно на русские части; после короткого боя чехи и американцы обезоружили эти отряды атамана Семенова. Разоружение в Верхнеудинске сопровождалось похищением восьми миллионов казенных денег («Чехословаки», статья Славянофила в газете «Дело России» № 14. 1920 г.).

То же самое собирались чехи проделать и в Чите, главной квартире атамана Семенова, но там был уже район охраны железной дороги японцами; со стороны их командования чехи встретили серьезный отпор, вступать с ними в бой не посмели, а обратились к заступничеству своего соучастника и руководителя Жанэна. Союзным концертом было оказано на японцев давление, после чего атаман Семенов был принужден разрешить чехословакам проезжать через Читу на восток, но с условием, чтобы ни один чех-солдат не смел выходить из поезда на станцию и в город.

Первые чешские эшелоны вышли в полосу отчуждения Восточной-Китайской железной дороги и добрались до Харбина. Вот как описывает это очевидец («Чехословаки», статья Славянофила в газете «Дело России» № 14. 1920 г.):

«Интересную картину представлял Харбин в дни прохода чешских эшелонов. Прежде всего прибытие чехов отмечалось резким падением курса рубля. Китайские менялы сразу учитывали, что на рынок будет выброшено много рублей и играли на этом. Меняльные лавки были полны чехами, менявшими русское золото и фунты кредиток на иены и доллары. На барахолке шла бойкая распродажа движимого имущества, начиная от граммофонов и швейных машин и кончая золотыми брошками и браслетами.

На станции же железной дороги распродавались рысистые лошади и всякого рода экипажи».

Целые мешки сибирских кредитных билетов, частью похищенных, частью напечатанных самовольно, были выпущены чехами на Харбинский денежный рынок. Во Владивосток они представили для обмена 100 миллионов свежих купюр тысячного достоинства.

То были первые эшелоны. Задние же в это время еще находились западнее Иркутска. Казалось бы, что для пропуска их на восток чехам необходимо было выгнать боем большевиков, засевших в Иркутске, выхвативших там власть из рук эс-эровского политическая центра. Чехи отлично знали, что белая русская армия окажет им в этом самую действительную помощь. Но руководители чехословацкого воинства во главе с Яном Сыровым остались верны себе до конца. Они предпочли пойти с комиссарами на мировую и заключили форменное условие, где было предусмотрено, какое расстояние должно быть между последним, задним чешским эшелоном и авангардом советской красной армии, кого еще чехи должны выдать большевикам, в каких условиях они должны обезоруживать отряды нашей, белой армии; негласно чехи снабжали местные красноармейские банды оружием и боевыми припасами.

Больше того – они возили в своих поездах большевицких агитаторов; доставили во Владивосток представителя Московского советского правительства жида Виленского; предоставили в распоряжение большевиков пользование чехословацкой войсковой почтой. Словом, дошли до предела.

Бесконечно тяжелое положение было многих русских офицеров, добровольцев, беженцев и женщин, так как многие отбились от нашей армии, шли и ехали одиночным порядком. Так как русских поездов не было и вся железная дорога была набита исключительно чешскими эшелонами, то естественно, что все они обращались за помощью к чешским офицерам, рассчитывая на их самое примитивное благородство, а главное, из-за безвыходности положения: приходилось спасать жизнь от большевиков и эс-эров.

Чаще всего чехи отказывали русским в их просьбе поместиться в вагонах, где просторно ехали их нижние чины, наши военно-пленные, и везли грузы. Иногда они принимали, но затем на одной из следующих станций выдавали большевикам.

За разрешение проехать в нетопленом конском вагоне чехи брали от пяти до пятнадцати тысяч рублей, или золотые вещи; но и плата не всегда гарантировала жизнь и доставление до Забайкалья, где была уже безопасная от большевиков зона.

Около станции Оловянная из проходящего чешского эшелона было выброшено три мешка в реку Онон. В мешках нашли трупы русских женщин. Нет возможности установить хотя бы приблизительно синодик погубленных и преданных за этот период.

Благодаря случайно спасшемуся полковнику барону Делинсгаузену выяснилась вся грязь предательства чехами славного сибирского казака, генерал-майора Волкова и его небольшого отряда.

Генерал Волков отбился от армии и не мог догнать ее. Между тем наседали красные с запада и появились банды с востока, от Иркутска; тогда около станции Ангара Волков обратился за помощью и спасением к начальнику стоявшего там чешского эшелона.

– «Впереди никаких красных нет, – ответил тот. – Вы смело можете двигаться вдоль полотна, но только торопитесь».

В 11/2 верстах от станции отряд был встречен залпами; первыми выстрелами был убит генерал Волков и смертельно ранена его жена. Из всего отряда спаслись только шесть человек с бароном Делинсгаузеном. По возвращении на станцию они были встречены словами:

«Как!.. Вы не пробились? Ведь красных было так мало…»

Через короткое время большевики подошли к станции, и все шесть спасшихся были выданы им по приказанию того же начальника эшелона. Все выданные были расстреляны; только барону Делинсгаузену удалось спастись буквально чудом. Подробный рассказ его приведен был тогда же, по прибытии его в Харбин, во всех Дальне-Восточных газетах.

Для полноты впечатления о степени предательства надо сказать несколько слов и о том, в какое положение была поставлена этим стадным стремлением на Восток чехов 5-я польская дивизия, которая формировалась также в Сибири и находилась под покровительством Франции и под главнокомандованием того же Жанэна.

Чтобы не дать возможности полякам продвинуть их санитарные поезда и семьи раньше чешских эшелонов, – что было опять-таки только справедливо, – чехи поставили на главных путях западнее станции Клюквенной три пустых замороженных эшелона.

На предложение поляков отдать чехам двадцать паровозов со всем имуществом за пропуск на восток двух польских санитарных поездов и трех эшелонов с семьями, был получен по телеграфу ответ от Жанэна и Сырового, что «план эвакуации остается неизменным».