в 479 г. до н. э. сражалось примерно 5000 гоплитов, но уже в 371 г. до н. э. под Левктрами их было всего около 1000. Не более 3500 находились в строю в битве при Мантинее в 418 г. до н. э. Такие спартанские обычаи, как принудительное разделение супругов в самом благоприятном для зачатия детей возрасте, а также мужеложство, продолжали отрицательно влиять на численность потомства. Кроме того, спартиаты целенаправленно старались заводить меньше детей, чтобы каждому из рожденных досталось большее наследство. Они также стремились приобретать в частную собственность как можно больше земли и других ценностей, получая таким образом прибавку к государственной субсидии.

К тому же с падением численности спартиатов в населении Лаконии росла доля свободных людей, которые спартиатами не являлись. В 421 г. до н. э. во всем регионе проживала 1000 неодамодов – илотов, отслуживших в рядах спартанского войска и получивших свободу и участок земли в награду за службу. К 396 г. до н. э. их было уже не менее 2000. Скорее всего, они и их дети могли рассчитывать на получение статуса спартиатов, ведь само их название подразумевает определенную степень гражданства. Другой подобной группой были гипомейоны, или «опустившиеся», которые, как кажется, в основном происходили из класса спартиатов и уже в силу этого могли претендовать на гражданство Спарты. Но их бедность не позволяла им участвовать в организации общинных трапез, и по этой причине они лишались гражданских прав, уважения и чести.

Еще одна группа свободных людей за пределами сословия спартиатов называлась мофаками. По-видимому, некоторую их часть составляли незаконнорожденные сыновья мужчин-спартиатов и женщин-илоток, у других же, вероятно, оба родителя были спартиатами, но при этом сами они были слишком бедны, чтобы устраивать трапезы. Однако они все равно проходили спартанскую боевую подготовку и могли быть допущены к общему столу в ходе трапез, если долю за них вносил более обеспеченный покровитель из числа спартанцев. Трое из этого сословия – Гилипп, Калликратид и Лисандр – во время войны занимали высокие посты в командовании. То, что эти люди, несмотря на свое скромное происхождение, сумели достичь столь почетного и выдающегося общественного статуса, показывает, что шанс на это был и у других, при условии что им удастся разбогатеть и быть допущенными к трапезам и полному гражданству. Те же, кто не обладал достаточными для гражданства средствами, могли надеяться заполучить их в виде добычи, которую обещали война, завоевания и установление спартанской гегемонии. Неудивительно, что такие люди усиленно напирали на проведение более агрессивной политики, чем та, что обычно была свойственна Спарте.

В 413 г. до н. э. для спартанской партии чаяний и притязаний ситуация складывалась самым благоприятным образом. Агис, пользовавшийся всеобщим уважением после одержанной им славной победы при Мантинее, стоял в Декелее, превосходя силами и возможностями всех прежних спартанских царей. Он жаждал еще больше прославить имя и мощь Спарты, а также прославиться сам. Среди приверженцев старых схем, выступавших против военных авантюр за пределами Пелопоннеса, не было равной ему фигуры. Потерявший доверие царь Плистоанакт мог лишь отсиживаться в тылу и молча молиться о мире.

И все же завершить войну быстрой победой было для спартанцев более сложной задачей, чем может показаться. Как и раньше, афинян нельзя было победить, не разбив их на море, но спартанцы по-прежнему не располагали кораблями и обученными командами, а также не имели денег для того, чтобы построить первые и заплатить вторым. Они и прежде сильно зависели от союзных городов в обеспечении этих потребностей, а в 413 г. до н. э., несмотря на то что война нанесла немалый ущерб экономике союзников, установили для каждого из участников союза квоту на постройку кораблей: двадцать пять для себя и еще столько же для беотийцев; пятнадцать для коринфян и пятнадцать для локров с фокидянами; десять для объединенных вместе Аркадии, Пеллены и Сикиона; и еще совокупно десять для Мегар, Трезена, Эпидавра и Гермионы. Это очень незначительные цифры в сравнении с довоенными возможностями тех же регионов. Общее же число в сто трирем было совершенно недостаточным для того, чтобы нанести поражение афинянам. Но, судя по всему, даже эта норма не была выполнена, и к весне 412 г. до н. э. готовыми к бою оказались только тридцать девять кораблей. За оставшийся период войны материковые союзники построили для Спарты очень мало судов, и, хотя спартанцы рассчитывали на внушительную помощь от своих союзников на Сицилии, к 412 г. до н. э. из Сиракуз и Селинунта к ним прибыло всего двадцать два корабля, к которым в 409 г. до н. э. прибавилось еще пять сиракузских кораблей.

С учетом состояния экономики союза единственным возможным источником необходимых ресурсов была Персия, но добиться ее поддержки было нелегко. Поскольку спартанцы вели войну под лозунгом «Свобода для эллинов», их конечной целью должно было быть разрушение Афинской державы и восстановление автономии ее подданных, многие из которых прежде, в то или иное время, находились под властью персов.

Персы желали вернуть себе владычество если не над всеми из них, то над большей их частью, а потому столкновение интересов было неизбежным. Эта ситуация еще больше осложнялась тем, что в кругах влиятельных спартанцев кое-кто уже имел виды на «освобожденные» города и планировал распоряжаться ими себе на пользу.

Хотя на протяжении первых десяти лет войны персы и спартанцы регулярно поддерживали друг с другом связь, сношения между ними из-за конфликтующих целей двух сторон никогда не были плодотворными. В 425 г. до н. э. афиняне перехватили персидского гонца с письмом от Великого царя, который выражал удивление по поводу противоречивого содержания посланий из Спарты.

Тогда же афиняне сами попытались вступить с персами в переговоры, но царь Артаксеркс умер до того, как сторонам удалось достичь чего-то определенного. Его смерть развязала борьбу за престол, и победитель занял трон под именем Дария II. Он был одним из семнадцати незаконнорожденных сыновей покойного царя, а так как остальные шестнадцать оставались в живых, его положение было шатким. В 424–423 гг. до н. э. афиняне и персы заключили Эпиликов договор о «дружбе на вечные времена» (Андокид, О мире 29). Поход Брасида на Амфиполь создал угрозу для Афин, и афиняне стремились любой ценой предотвратить помощь Спарте со стороны Персии. В течение нескольких следующих лет новому персидскому царю пришлось подавлять восстания против своей власти, так что у него были причины удовольствоваться достигнутым соглашением.

Никиев мир не стал для Дария соблазном или поводом к изменению политики, ведь, пока афинский флот контролировал моря, а оплачивавшая его афинская казна пополнялась за счет увеличенных выплат союзнического налога и не несла дополнительных военных расходов, не было никакой возможности поколебать статус-кво. Катастрофа на Сицилии нарушила этот баланс, дав персам шанс на возвращение утраченных греческих владений. Но для достижения своих целей им требовалось договориться со спартанцами, а это было непростой задачей.

АГИС ВО ГЛАВЕ ВОЙСКА

После сицилийской кампании «обе стороны заняты были приготовлениями к войне и действовали так, как будто они только что начинали ее» (VIII.5.1). Спартанцы вновь перешли в наступление, афиняне же на этот раз могли лишь готовиться к обороне. Еще до начала войны Архидам предупреждал спартанцев, что их сыновья примут это противостояние из их рук, и действительно, в 413 г. до н. э. его сын Агис командовал спартанскими силами в Декелее, где имел полное право «посылать военные отряды, куда желал, собирать войско и взыскивать деньги. Более того, можно сказать, что в течение этого времени союзники находились в зависимости не столько от лакедемонского государства, сколько от Агиса: располагая военными силами, он быстро являлся всюду и тем внушал страх» (VIII.5.3).

Сражаясь за распространение владычества Спарты и ради собственной славы, Агис повел войско в Центральную Грецию. Эта военная кампания стала выражением новой, более агрессивной политики Спарты и его лично. Поздней осенью он с войском вступил в область Эты недалеко от Малийского залива (см. карту 14), имея своей целью возвращение колонии Гераклея в соседней Трахинии. Спартанцы основали Гераклею в 426 г. до н. э., но в 420–419 гг. до н. э. ее заняли беотийцы под предлогом того, что иначе она досталась бы афинянам. В 413 г. до н. э. спартанцы будут использовать ее в качестве базы для организации восстаний в Эгеиде, а к 409 г. до н. э. Гераклея вновь окажется под их властью. Но тогда Агис, который лелеял более честолюбивые планы, начал силой взыскивать деньги с ряда городов, а также брать у них заложников, пытаясь принудить их ко вступлению в Спартанский союз. Эти действия представляли собой расширение спартанского влияния в Центральной Греции – политика, которая будет продолжена и после войны и результатом которой станет то, что современные историки