Они надувались и надувались, как пиявки, вбирая в себя силу, опутав крылья Жар-Птицы собой словно сетями, набрасываясь на неё во множестве, забыв о Молли и её спутниках.

Пустоглазы разбухали, они уже почти притиснули Жар-Птицу к каменному полу, когда один из них, вымахавший почти вдвое больше человеческого роста и сделавшийся вдвое толще любого толстяка, вдруг лопнул, рассыпаясь исчезающими обрывками и клочьями мрака, сливаясь с ним, так, что сгинули даже провалы глаз.

За ним второй, третий, четвёртый…

Ярина тонко заверещала, зажимая уши, – слух резал странный пронзительный звук, болезненно отдающийся в теле. Словно пустоглазы, лопаясь, рвали саму ткань сущего.

Молли пошатнулась. Опять… не… рассчитала…

Её подхватил Сэмми, рядом возник Медведь, и она вновь немыслимым образом оказалась на тёплой мохнатой спине.

И снова вперёд, вперёд и вниз, мимо тёмных стен, за тусклым огоньком – бедняга Ярина едва-едва его удерживает.

Жар-Птица угасла, растворилась во мраке, но не исчезла, не «сгорела», она просто сделала своё дело и ушла, вернулась обратно в своё таинственное жилище, где бы оно ни лежало. Сделала дело, помогла сестре и вернулась.

Не слуги они нам, Звери Магии, но друзья и сородичи. Оттого и рисуют Rooskies в тайных местах их тайные знаки…

– Уф-ф, – выдохнул впереди лорд Спенсер. – Вы таки уникум, мисс Моллинэр. Империя делает колоссальную ошибку, упуская возможность…

– Лучше расскажите нам, мой лорд, что будет с Кейт, – дерзко оборвала его Ярина. Вот ведь неугомонная какая – только что едва не помирала, а как силы влили – скачет козой, словно ничего не случилось. Она, Молли, мешком лежит на спине Медведя (нет, не подумайте, она очень даже не возражает и краснеть по этому поводу уже перестала – боже, что сказала бы мама!) – а Яринка прыгает!

– Не время и не место, мисс! – отрезал было лорд, но Ярина вдруг ссутулилась, выставила вперёд руки с согнутыми на манер когтей пальцами и пригрозила:

– Укушу! И исцарапаю!

– Мисс… – Лорд Спенсер предусмотрительно отшагнул, так что между ним и Яриной оказался Всеслав в медвежьем облике с Молли на спине. – Мы сейчас в одной лодке. Не стоит…

– Очень даже стоит!

– Ярина… – выдохнула Молли. – Погоди. Нам сейчас опять драться…

Даже эти простые слова потребовали полного напряжения сил. Медведь, как мог, вывернул шею, взглянул ей в глаза – с настоящей, глубокой, неизбывной тревогой за неё, так что сразу же захотелось покрепче обнять его и прижаться.

И она обняла, и прижалась, и губы её шепнули в округлое мохнатое ухо:

– Ya… mne… vse khoroshо… не бойся.

Медведь фыркнул, что, похоже, должно было значить «знаю я, как тебе «всё хорошо».

Тьма сомкнулась над ними, но это была уже обычная, спокойная тьма, то есть просто отсутствие света. Ярина с кислым выражением оставила-таки лорда Спенсера в покое и шагала молча, время от времени теребя висящий на шее амулет.

Собирай силу, собирай. Из камня, из огня, отовсюду. Две преграды позади, третья впереди – последняя.

Так всегда бывает, так положено. Три барьера, за которыми – цель.

Всё сильнее давит нависшая масса немого камня. Темнота кажется чернильной влагой, которой даже дышать невозможно. Дует в спины злой ветер, струится тоннелями сила, скользя сквозь неё, Молли. Словно нить между пальцами, гладкая, скользкая – не ухватить.

Но совсем рядом мерно бьётся сильное сердце Медведя, и почему-то ей делается лучше и спокойнее.

– Всё, – внезапно осипшим голосом выдохнула вдруг Ярина. – Молли, чуешь?..

Ход кончился. Перед ними лежала третья пещера, и размеры её невозможно было угадать; огонёк Ярины воспарил высоко вверх, но там была только чернота.

Что-то не так, вяло подумалось Молли. Мы же не опускались на какую-то страшную глубину!

Огонёк вернулся назад. Ярина тяжело дышала и откровенно пряталась за Медведем.

Темнота. Пустота. Куда дальше?

– Прямо, – проговорила Молли. Надо соскользнуть со спины Медведя, надо идти, спину прямо, плечи развернуть и так держать, как учила мама. «Осанка, девочка, осанка!» Никто не должен усомниться, что она, Молли Блэукотер, сможет всё преодолеть и через всё прорваться.

Даже лорд Спенсер смотрит на неё выжидательно.

Они ушли глубоко, очень глубоко, сами не зная как. Не обычными путями, скорее всего.

Так ощущалось и под Чёрной Горой, подумала она. Вроде бы и немного прошагали по тем коридорам, а чувство было, что в самом сердце земли.

Вперёд. Вперёд, сквозь черноту, как положено дочери Империи и…

И той, кто учился у «варваров».

Они не должны рвать друг друга в клочья, с неожиданной болью и горечью подумала она. Не должны. И норд-йоркские мальчишки, подобные рыжему новобранцу Джиму Хопкинсу, гордо провожавшему её к паровику от пакгаузов, где она впервые увидела своего Медведя-Всеслава, не должны лежать на снегу, раскинув руки и бессмысленно глядя в небо мёртвыми глазами сквозь покрывающиеся изморозью очки.

Не ходите за Карн Дред, и варвары не придут к вам, уж коль вы так их боитесь.

– Мисс Моллинэр, – в неярком свете Ярининого огонька лицо лорда Спенсера казалось гипсовой безжизненной маской, – у нас гости, мисс. Мне, гм, их не удержать. Только вы, уж простите мне эти слова.

Медведь зарычал, рядом с ним выросла Волка. Дескать, как это «только вы»?! А мы на что?

– Он прав, волки́ да медведя́, – выдохнула Ярина. – Гости у нас. Долгожданные…

Но Молли уже и сама ощутила чужое присутствие.

Сквозь мрак и тьму скользили – нет, не привычные уже пустоглазы, мелкая нежить, – скользили словно бы крылатые тени. Те самые, что явились к ней под Чёрную Гору.

Тогда потребовалось всё искусство госпожи Старшей, чтобы остановить их, и какой ценой!..

Лорд Спенсер подался ещё дальше назад, и клинок в его руке предательски подрагивал.

Из дальних углов пещеры заструился мертвенно-серый свет, словно гигантская рука раскидывала погребальный саван.

Из него выступали, выплывали, воплощались тёмные тени.

Ни живое железо, ни пустоглазы не остановили дерзкий отряд. Настало время третьего и последнего препятствия.

Тени оконтуривались, за спинами складывались широкие крылья, словно тёмные облака. Невозможно было различить никакие детали, все черты казались смазанными, туманными, ускользающими, стоило попытаться вглядеться в них пристальнее.