там его смогут легко заметить. А то ещё и тепловизором посветят. Конечно, он окоченел, но не настолько, чтобы быть неразличимым для такой штуки. У ордынцев такой прибор может быть. Он сам не понял, почему был уверен, что это именно ордынцы. Хотя какая разница?

Ему показалось, что темнота метрах в двадцати сгустилась. Силуэт. Вряд ли кто-то из своих. Он это кожей чувствовал.

Ветер донёс приглушённый звук.

«Стреляй, – сказали сознание и долг. – Прицелься и стреляй, трусливая тварь. Будь мужиком, наконец».

«Не выдавай себя. Просто ложись и опять закопайся, – подсказал инстинкт. – Может, это кто-то свой. А ты его подстрелишь. Ну, а если враг… то их много вокруг, они повсюду. Ты не уйдёшь. И даже не то страшно, что убьют. Все умирают. Но ведь убьют не просто, а очень болезненно. Мучить будут и резать».

Всё-таки винтовка лучше. Про ПМ он слышал много историй, когда люди выживали после пяти точных попаданий. А у этих и бронежилеты могут быть. Стрелять из такого положения было нетрудно, край ямы был удобным упором. Да, мешали замёрзшие руки, «вата» в ушах, внезапность перехода от спокойной рутины к адской круговерти… Но ещё больше мешал страх.

Маленький язычок пламени осветил силуэт. Это был человек в камуфляжном костюме и валенках.

– Охерел? – прошипел кто-то из темноты. – Не свети.

– Не могу, курить охота.

– Ты прям, как атаман. Тот тоже…

– Его бы сюда…

– Да уж. Жёсткие были.

– Если бы не сюрприз, хрен бы мы их…

– Шухер. Ящер идёт.

Голоса замолчали. Огонёк пропал. Сигарету бросили и затоптали.

Несколько человек пробежали мимо. Уже не таясь. Выходит, поместье в их руках.

Шарахнуть бы по ним. Был бы автомат… А так… от силы в одного попадёт, и то не факт.

Младший сел на дно оврага и прислонился спиной к холодной земляной стенке. Видимо, он сильно промёрз, потому что падавший за шиворот снег уже не обжигал. Сел, не прячась, не зарываясь. Пропади оно всё. Похоже, он всех подвёл. Только теперь вспомнил, что у кузнеца в разгрузке была сигнальная ракета. Света и шуму от неё должно было быть много. Конечно, могла не сработать. Но если бы взлетела… Предупреждать об атаке было бы, конечно, поздно. И главный дом всё равно бы рванул. Но может, чуть-чуть отвлекло бы врагов. Или нет? Плохо, когда у тебя мало опыта и тебе мало лет. Старшие, конечно, тоже ошибаются. Но их хотя бы никто не обвиняет, что ошиблись, потому что сопляки.

Тогда Сашка подумал, что будет винить себя за трусость до конца жизни. На самом деле, забудет уже на следующий день. Другой бы, может, и мучился. Но у него психика по-иному устроена. Если чего-то не вышло, значит, само мироздание против, так что идите все лесом. В каком-то смысле с гибелью Киры и отца ему помогла примириться простая уловка. Мысль, что это было неизбежно и заранее предопределено.

* * *

Со стороны врагов не было проявлений буйной радости, они не палили в воздух, не переговаривались громко и возбуждённо… Несколько быстрых команд. Кто-то таскал какие-то грузы. Слышался звук моторов. Иногда мелькали лучи фонариков.

И именно эти молчаливые и слаженные действия пугали его сильнее, чем могло бы напугать безудержное варварское веселье.

Вот тебе и неумёхи из Томского края. Новобранцы.

Ему показалось, что эти люди – профессионалы. Солдаты. Не больше часа им понадобилось, чтобы раскатать «Йети» в блин. И если уж дядя Женя и остальные ничего не смогли против них сделать… то что может он? Только умереть.

Странное чувство дежа вю. Как будто это уже происходило с ним. Но нет же. Никогда в его мирной и спокойной жизни не было ничего такого. Даже в дни, когда они прошли «Дорогу слёз».

Когда до Саши дошло, он мысленно расхохотался.

Рассказы деда. Это было похоже на то, что рассказывал ему о своих мытарствах дед.

Минут через двадцать все звуки и ходьба переместились в дальний конец двора. Он поднялся. Пошёл украдкой, пригибаясь и ожидая выстрела.

Но никто не заметил его. Не стрелял вслед. И не погнался. Никому он был не нужен.

«Хоть бы не было собак».

Но, конечно, никаких собак у них не оказалось.

Саша пошёл в сторону, противоположную от развалин коттеджа. И, уже перейдя на другую сторону шоссе, видя перед собой только лежащее за насыпью бескрайнее поле, побежал. Вперёд, в бескрайнюю темноту, где не было ничего, кроме пожухлой травы, покрытой снегом.

Ему всё казалось, что сейчас поднимется шум, и вслед ему заорут: «Стой, падла!». А друг другу: «Лови козла!», «Стреляй суку!».

Но всё было тихо. Никто не заметил его бегства. Никто не преследовал его.

В детстве Сашка много бегал. Среди своих приятелей в Прокопе он был, может, не самым сильным и ловким, но самым шустрым – всегда.

Прошло минут десять, когда из ворот выехали грузовики.

На одном из них зажёгся дальний свет, но тут же переключился на ближний, совсем слабый.

В свете фар Данилов увидел у ворот имения рядом с будкой охраны пару теней. Ещё несколько силуэтов стояли вдоль шоссе. У одного был фонарь, и он помахал им. Судя по всему, человек с фонарём запрыгнул в остановившийся рядом «Урал». Тот самый, у которого была турель, как горб на крыше. Да, это были «Уралы» экспедиции. Трофейные ордынские машины вернулись к своим хозяевам. И командная машина наверняка тоже досталась им, хоть Саша её и не видел. Но он не стал больше высматривать и искушать судьбу.

* * *

Всё. Их больше нет. Они уехали.

Данилов прождал ещё час. Несколько раз переползал или перекатывался на новое место. Однажды позволил себе поесть снега, потому что дико замучила жажда. Снег был безвкусный, гадкий, совсем не похожий на воду. Плевать на то, что там может быть вся таблица Менделя. В горле пересохло.

Наконец-то разрешил себе сходить в туалет по-маленькому. Потому что было уже невмоготу и это сильно мешало, отвлекало. Почему-то казалось, что лучше сдохнуть, чем мочиться в штаны.

Снег всё падал, и, чтобы было не так холодно, выживший зарылся в него полностью, как в берлогу или в могилу. Дышать стало труднее, хотя пока воздуха хватало. Несколько раз он проковыривал дырочку, но тогда снег начинал осыпаться на него, лез за воротник, в глаза, и приходилось дышать через шарф.

О еде вообще не думалось. Даже боль от синяков и ссадин, полученных, когда он прыгнул в канаву, не сильно беспокоили.

Иногда появлялся страх, что