– Я не хочу, чтобы этот урод снова обидел тебя! Ты побудешь у подружки, а я поговорю с Джоном, и мы решим, как жить дальше, ладно? – я поцеловала Кирилла и помахала рукой. – После обеда я приду за тобой. Очень люблю тебя!

Весь день в голове крутились мысли:

– Как лучше поступить?

Вернувшись после работы, я сразу хотела поговорить с Джоном, но его не оказалось дома. Я позвонила ему по телефону, но ответа не было. Я подождала еще немного и позвонила снова, но ответа так и не последовало. Тогда я зашла за Кирюшкой, и мы вернулись домой. Внутри меня все колотилось, никак не остановить, но я очень надеялась поговорить с Джоном до того, как он снова напьется. Надежды мои не оправдались. Через пару часов он заявился домой уже пьяный.

– Пойдем на улицу, покурим. – Предложила я ему и направилась к выходу. Джон, с явно недовольным лицом, последовал за мной. Мы оба прикурили сигареты, и я начала.

– Я вижу, что работать ты не собираешься, вижу, что ты снова начал пить. – Я старалась говорить медленно и спокойно. – Ты знаешь, если бы ты не обижал моего сына, пожалуй, я бы уже махнула на все это рукой и не затевала этот разговор…

Он не дал мне договорить.

– Ты и твой уродский сын!.. Вы надоели мне!.. Я вас ненавижу!.. – вдруг начал выкрикивать он.

От неожиданности я опешила. Его озверевшая, искаженная злобой, пьяная рожа, в десяти сантиметрах от моего лица, брызгая слюной, изрыгала омерзительные пакостные слова про меня и моего ребенка. Я молча уставилась на него, вытаращив глаза! А он продолжал орать, что мы должны уважать его! Что он будет делать все, что хочет, просто на том основании, что он «мужик»!

Придя в себя через мгновение, я тихо и очень вежливо предложила ему пойти наХ из моего дома. Прямо сейчас!

Он нагло и демонстративно рассмеялся. и его ответ последовал незамедлительно.

– Ты, русская .баная собака, думаешь так просто избавишься от меня? Мне некуда идти! Я остаюсь жить здесь! Ду-у-у-у-ра! – он кинул окурок в мою клумбу, развернулся и ушел в дом.

Я стояла, как вкопанная, в полнейшем шоке и не знала, что дальше делать. Тысяча мыслей, перепутываясь между собой, мешая друг другу, вихрем кружили у меня в голове, не давая мне поймать хотя бы одну из них. Я ничего не понимала! Все мимо! Я, остолбеневшая, оставаясь на улице, наблюдала через окно, как это довольное своей жизнью животное, идет по моему дому, открывает мой холодильник, жрет что-то, не стесняясь, берет очередную бутылку пива, купленную на мои деньги, и наливает себе в стакан… Я, будто, не участвовала в этом всем, будто, не со мной это происходило снова… Вот, это животное выходит из кухни, вот, Кирюшка идет ему навстречу… Вижу, как Джон специально сталкивается с Кириллом и проливает пиво на пол…

В реальность меня вернул хрипяще-рычащий голос этого чудовища.

– Смотри, маленький урод, что ты наделал! Не видишь, я иду? Давай, вытирай все это с пола, да побыстрее!

Испуганный ребенок бежит на кухню, хватает тряпку, чтобы подтереть лужу пива на полу… Только в этот момент я оказываюсь рядом с сыном, выхватываю эту тряпку и, швырнув ее в морду Джону, беру ребенка за руку, и мы вместе выскакиваем на улицу…

Отбежав достаточно далеко от дома, мы замедлили шаг и молча дошли до нашей скамеечки в парке. Уселись на нее и еще какое-то время молчали, сидя так, смотря куда-то в темную пустоту ночи.

– Я вырасту и убью его! – произнес Кирюшка дрожащими губами.

– Не надо… – мой голос тоже дрожал. – Я сама во всем виновата… Нельзя было разрешать ему ехать с нами….

Я разревелась. Сердце щемило так, что трудно было дышать. Я прижала ребенка, и еще несколько минут мы, вот так, просто сидели обнявшись, и слезы лились без остановки.

Это стало последней каплей. Вернулись мы домой, когда та мразь уже храпела на диване. Я проводила Кирюшку в его комнату, поцеловала и сказала.

– Завтра все будет по-другому!

Он крепко обнял меня за шею и закивал.

– Только не уходи на работу! Не оставляй меня здесь, ладно? – прошептал он.

– Ни за что не оставлю! Никогда! – я поцеловала его и вышла из комнаты.

Я плохо помню, что я думала тогда. Строила ли я какие-то планы, понимала ли, как действовать? Вряд ли. Только знаю, что решение уйти было принято.

Я побросала в сумки кое-какие наши вещи, собрала все нужные и не нужные документы: свои, Джона, все, что мне казались важными, так, на всякий случай. Потом написала сообщение Диане о том, что случились семейные неприятности, чтобы в ближайшие дни на работе меня не ждали, и, что я позвоню, как только смогу. Я не помню, как легла на кровать и как уснула, только когда проснулась, было ощущение, что и не спала вовсе.

Не поверишь, но Джон, как ни в чем не бывало, уже сидел за компьютером с чашкой горячего чая, с бутербродом на тарелочке и играл в «Танки»!

Я дала Кириллу что-то поесть, и мы, ничего не говоря, вышли из дома. Куда мы направлялись? Я понятия не имела!

Ребенок был счастлив! С рюкзачком каких-то вещей за спиной он воображал себе настоящий побег!

– Мы же никогда не вернемся к нему, правда, мам?

– Не бойся, сынок, не вернемся! – уверенно кивала я. Вот, только сохраняя внешнее спокойствие, я рыдала внутри от страха, от стыда, от незнания, что же дальше делать…

Так мы бесцельно прошлялись пару часов по городу, искупались в бассейне и полежали на травке в парке, потом зашли в кафе, где Кирилл пообедал, а я, через силу, запихала в себя чашку черного кофе.

– Мама, ма-а-а-ам! – Кирюшка уже дергал меня за руку, и я, очнувшись от своих мыслей, посмотрела на ребенка. – Телефон свой проверь, мам!

– Что там?

– Я вчера записал все на телефон! – радостно произнес он. – Как Джон орал на тебя и как обзывался!

– Ух, ты мой золотой! Умничка! Спасибо тебе! – заулыбалась я. – И как ты только додумался до этого? Это обязательно нам поможет!

Поразмыслив немного, я решила пойти в полицию. Там мы все рассказали, и я дала прослушать запись, сделанную Кириллом. Полицейские посоветовали нам обратиться в суд, чтобы написать заявление о домашнем насилии, и тогда суд сможет огородить нас от агрессии Джона, обязав его не приближаться к нам