– Вполне сносное начало.

– Есть кое-что… – Хавьер вдруг почувствовал необходимость прочистить горло, – что хочу показать и вам.

Он порылся во фрачном кармане и, наконец, нащупал золотое кольцо.

Это старинное кольцо Хавьер выбрал из коллекции семейных драгоценностей. На широком золотом ободе были выгравированы крохотные богини, олень и собака. Собака терзала бедного оленя, пытаясь вырвать его сердце – кроваво-красный рубин. Сказание об Актеоне – страдальце за любовь.

Хавьер молча протянул Луизе кольцо. Он рассчитывал на то, что мисс Оливер, будучи женщиной, тоже любит все блестящее и, привлеченная блеском золота и рубина, подойдет ближе.

Так оно и случилось. Она протянула руку, коснулась кольца и тут же отдернула руку и опустила ее, словно кольцо обожгло ей пальцы.

– У вас есть кольцо.

– Я… да. Есть.

Неужели она не поняла?

Луиза закрыла глаза, потом снова их открыла и уставилась на графа.

– Жуть, – сказала она.

Хавьер почувствовал, как у него внутри все перевернулось. Один кувырок. Сейчас будет второй. Но второго не случилось: Луиза нежно, но настойчиво сомкнула его пальцы вокруг кольца.

– Алекс, нет. Еще не время. Нам предстоит кое-что обсудить.

– Прекрасно. Начинайте.

– Нет. Начинать должны вы. – Луиза прошлась по комнате и остановилась. Теперь между ними была кушетка. Та самая. – Пожалуйста, расскажите мне, зачем вам понадобилось разыгрывать тот безобразный спектакль? Да еще перед моей тетей? Неужели нельзя было обойтись без этого? Я бы уехала и так, если бы вы настояли на этом. Зачем вы так поступили со мной?

Граф знал, что обидел Луизу, но одно дело – знать, а другое – услышать об этом из ее уст. Он не мог прибегнуть к помощи одной из своих стандартных масок, а потому молча смотрел на мисс Оливер, чувствуя, как истекает кровью его ничем не защищенное сердце.

Когда-то он ей сказал, что у него нет сердца. И хотя сказал он это, конечно, в шутку, Хавьер не знал, на что оно, его сердце, способно. Он не знал, что оно может биться гулко, до шума в ушах; что ему может стать тесно в груди.

– Я хотел как лучше, – произнес граф. Объяснение давалось ему тяжелее, чем он ожидал, но, пусть сбивчиво, он все же рассказал ей о выводах, к которым пришел Локвуд, прочитав текст из зашифрованной книги.

– Не то чтобы это ставило под угрозу мой титул, – закончил Хавьер. – Но из-за этого я… Скажем так, возможно, я не тот человек, с которым стоит иметь дело.

– Вы решили так за меня? – Луиза стиснула зубы. – Давайте посмотрим, правильно ли я вас поняла. – Она принялась загибать пальцы. – Вся ваша… как бы это назвать? Гордость? Высокомерие? Глупость?

Хавьер скрестил руки на груди.

– Пожалуйста, продолжайте, я вас слушаю.

– Ладно, сойдемся на глупости. Вся ваша глупость имеет под собой лишь несколько строчек из расшифрованной книги. Ваша гордость была задета потому, что вы подумали, будто Локвуд имеет на вас компромат, и потому вы дали ему еще большую власть над собой.

Граф провел рукой по волосам.

– Локвуд действительно имеет надо мной власть, и дело совсем не в той книге. – Вот, незадача. Наверняка можно подобрать нужные слова, только вот он не успел подготовиться. – Булочка, – произнес Хавьер в отчаянии, – он имеет власть надо мной из-за вас.

– Ах, да. Ваше пари. Я знаю. И мне от него ни жарко, ни холодно. Честно. Вы не успели прогнить насквозь, и я это вижу.

– Премного благодарен, – с шутовским поклоном произнес Хавьер. – Но вы меня, должно быть, неправильно поняли. Локвуд, при всех его недостатках, довольно проницательный парень. И, как только он поймет, что удар по моей репутации не будет для меня смертельным, он станет искать то, что сможет меня добить. И вскоре найдет. Вас.

– Вы хотите сказать, что Локвуд пытался причинить вам страдания, обижая меня?

– Это было бы для меня самым болезненным ударом. – Удивительно, но ему удалось произнести эту фразу легким, почти шутливым тоном.

– Я могла бы сказать то же самое о вас. – Луиза провела рукой по кушетке, затем прошлась по библиотеке. Подошла к столу, за которым они впервые заключили альянс. К полке, на которую он поставил особенно дорогой ему томик Данте.

– Мне жаль, что я заключил это пари, – вдруг сказал Хавьер. – Ну, отчасти жаль, отчасти нет. Если бы я на то пари не согласился, вы бы ко мне не приехали.

– Верно. – Луиза прикусила губу. – Алекс, я ничего не имею против того, что вы на меня поспорили. Как вы правильно заметили, между нами никогда ничего бы не было, если бы не ваш спор с Локвудом. Меня беспокоит другое. Почему вы позволяете такому ничтожеству, как он, собой манипулировать? И…

Последний вопрос остался невысказанным, но граф все равно его услышал. Случится ли это снова?

И в этом была вся загвоздка.

Он крепко стиснул кольцо в руке, так что оно впилось в ладонь.

– Потому что я всем позволяю себя травить.

Гордиться тут нечем.

– Луиза, можно мне сесть?

Она кивнула, и Хавьер присел на краешек кушетки. Мисс Оливер продолжала стоять, пристально глядя на него. Слушая его. Слава богу!

И Хавьер рассказал ей всю правду. Правду, к которой пришел не скоро. Правду, с которой смирился.

– В младенчестве я остался сиротой. Я не прошу вашего сочувствия, я говорю об этом лишь для того, чтобы вы поняли: я сам себя воспитал. К лучшему это или к худшему – не мне судить. Денег у меня было не счесть, да еще и титул. Не было такого учителя, которым я не мог бы манипулировать; не было такого друга, которого я не мог бы впечатлить.

Он еще крепче стиснул кольцо и опустил глаза на сжатые в кулак пальцы с потрескавшейся на костяшках кожей.

– Я приобрел кое-какие привычки, назовем их так. Я всегда был при деньгах, я всегда был лидером, у меня всегда были самые смелые и необычные идеи. Но это означало, что я должен всегда оставаться таким. Вы понимаете?

Луиза присела на другой край кушетки.

– Вы оказались в ловушке.

Он кивнул.

– Любовью к Данте свет не впечатлить. И свет не прощает таких человеческих слабостей, как болезнь или желание побыть одному, в тишине и покое.

– О, я в курсе, – сухо заметила Луиза.

Хавьер поднял голову. Она улыбалась ему. Сочувственно и нежно.

– Я тоже через это прошла. Но, пожалуйста, говорите.

И Хавьер угрюмо продолжил:

– Собственно, я уже все объяснил. Я согласился заключить с Локвудом пари, потому что всегда соглашался. Потому что если бы я постоянно не притворялся, если бы я не был тем, о ком пишут скандальные газеты, если бы я не продолжал заполнять книгу ставок в «Уайтс», никому до меня не было никакого дела.