— Все было не так, как ты наверняка подумала. Да, Билл совершил ошибку, но самый большой вред Хоуп нанесла себе сама. Он… я… — Вдруг язык отказался повиноваться ей, и она начала судорожно сглатывать. Кадык ее шевелился, и вид у Аделаиды был жалкий, как у пугливой птички, торопливо пьющей воду из лужицы. — Дай мне минуту…

Наступившее молчание показалось Фрэнсис бесконечным. Она смотрела на тетушку и думала о том, что какие бы доводы та ни привела в оправдание мужа, взглянуть прежними глазами на своего любимого дядю ей уже не удастся.

— Ты должна разобраться во всей ситуации, в нашей с Биллом и в моей лично, чтобы понять, как могло… — она сделала паузу, — такое случиться в нашей семье…

«Не сошла ли Аделаида с ума, разглагольствуя о каких-то ситуациях, когда речь идет о вопиющем нарушении морали и закона? Отец изнасиловал дочь!» — сразу подумала Фрэнсис.

— Мой первый муж был обаятельным пьяницей, красивым мужчиной с жутким, злобным характером. Твой отец предупреждал меня, но я была так молода и так увлечена, что его не послушала. Вскоре я забеременела. Бедный Ричард! Кончилось тем, что он платил за все, оплачивал квартиру, няню, практически кормил нас, так как Морган не удерживался ни на какой работе дольше недели. Мы прожили в браке с Морганом восемнадцать месяцев, когда он умер во сне. При вскрытии у него обнаружили все болезни, типичные для алкоголиков. Я проснулась ночью, тронула его рукой, а он был уже холодный.

Морган Фэйрчайлд. Еще один дядюшка Фрэнсис, которого, впрочем, она никогда не видела. Ричард Пратт держал своих дочерей от него подальше.

— Когда я встретила Билла, то поняла, что господь вознаградил меня за прежние муки. Мне выпал счастливый билет. В то время я работала у Ричарда в фирме и за сокращенный рабочий день получала полный оклад. С его стороны это было чистой воды благотворительностью. Мы с ним оба понимали, что как работник я ему не нужна. У меня не было ни способностей, ни знаний, ничего, кроме безупречных манер и правильного произношения. Я даже в колледже не училась. На машинке я печатала три слова за минуту. Меня готовили не к тому, чтобы трудом зарабатывать себе на жизнь, а к супружеству и материнству. Ричард поручил мне заклеивать конверты и подавать кофе, и я чувствовала себя на седьмом небе, потому что ничего другого мне не светило.

У тебя хороший отец, Фрэнни. Хороший человек и хороший брат. Он меня и познакомил с Биллом. Билл консультировал Ричарда в связи с какой-то крупной сделкой. С первого же момента я ощутила, что от него исходит тепло… и доброта. Он был добр ко мне, добр к маленькой Пенелопе. Его ничуть не волновало, что я уже была раньше замужем. Он так и сказал, что это ему безразлично, и ты не поверишь, с каким я тогда вздохнула облегчением. Он хотел завести семью и считал, что я как раз ему подхожу, что я создана для семейной жизни. Разумеется, я была с ним согласна, и это определило нашу судьбу. Он получил в наследство этот чудесный дом, и мы стали в нем жить. Дом тогда был крепким, как и наш брак. Только скоро он дал трещину.

— Что произошло?

— Выяснилось, что я не могу зачать ребенка. Я никогда не видела Билла до этого даже сердитым, а тут… Он был в ярости, чувствовал себя униженным, оскорбленным, обрушился на меня… Почему я смогла родить ребенка от Моргана, а от него нет? В результате мы решили проблему, удочерив Хоуп. Но сначала мы отправились в путешествие по Европе на шесть месяцев, чтобы никто из знакомых не заметил, что я не была беременна. Пенни все это время жила у Тедди в Энн-Арбор, а мы с Биллом провели словно второй медовый месяц, только растянутый на полгода. Твой отец и Клио встретили нас в Париже, и несколько дней мы вместе здорово покутили. На обратном пути мы заехали в Неваду и подобрали там для себя чудную малышку. Ей было всего два дня от роду, и это было самое замечательное, самое прелестное существо на свете. И никто не знал, что она не наш ребенок.

Слушая тетушку, Фрэнсис могла только удивляться, насколько превратным было представление о семейной чести у ее родных. Даже Ричард, оказывается, принимал участие в этом коллективном обмане с мнимой беременностью Аделаиды. Все они упорно на протяжении многих лет скрывали тайну появления Хоуп на свет, считая позорным, что она не одной с ними крови.

— Билл был просто очарован нашей малышкой. Он обращался с крошкой Хоуп, как девочки обращаются с любимой куклой, одевал, купал и даже брал ее с собой в офис. Эти годы были самыми светлыми в нашей жизни.

Но к двенадцати-тринадцати годам в Хоуп произошли перемены, причем не только естественные, физические, но и обнаружились серьезные недостатки в ее характере. Я как-то поначалу не придала им большого значения, но Билл страшно переживал. Он первым поднял тревогу. Хоуп стала неуправляемой. Ее часто видели в компании взрослых парней. Однажды, забирая Хоуп после школьного бала, Билл учуял, что она курила. В учении все давалось ей легко, и потому она часто изнывала от безделья и искала развлечений, причем не соответствующих ее возрасту и нашему социальному положению.

Билл страшно ругал ее, а затем последовали наказания, причем гораздо более жестокие, чем заслуживали ее проступки. Он запирал Хоуп в шкафу в своем кабинете. Я умоляла его перестать мучить девочку, но тогда Билл ополчался против меня, накидывался с руганью, кричал, что я пробудила в ней порочные наклонности, что у Праттов в семье всегда было неблагополучно, и вспоминал про моего первого мужа-алкоголика. Он грозился, что любым способом выбьет из Хоуп дурь и воспитает ее достойной носить фамилию Лоуренс. Я уже подумывала, не попросить ли мне твоего отца поговорить с Биллом по-мужски, но не решилась взваливать на Ричарда еще лишние заботы.

Я надеялась, что все как-то само собой уляжется, а Билл перекипит и успокоится. Мне надо было вмешаться сразу, предупредить самое худшее, но я все ждала неизвестно чего… А потом… потом было уже поздно. Он начал заниматься с ней сексом… сексом… прямо там, в шкафу… в своем кабинете…

Фрэнсис хотелось ущипнуть себя, чтобы поверить в реальность того, что она услышала из уст тетушки Аделаиды.

— Хоуп было четырнадцать, когда она забеременела. А сколько длилась их связь до этого, я не знаю. Хоуп винила только себя, про Билла не проронила ни слова. Она сама попыталась избавиться от ребенка и, конечно, так себя изуродовала, что ее на «Скорой помощи» увезли в больницу, срочно оперировали, с трудом остановили кровотечение.

Каждое слово Аделаиды причиняло Фрэнсис нестерпимую боль.

— Она что-нибудь сказала? — едва слышно спросила она.

— Нет… Ни мне, ни врачам. Я помню, как мы с Биллом стояли у ее кровати, смотрели на нее, спящую после наркоза, и гадали, что же произошло? Это было так страшно — ведь мы чуть не потеряли ее.

— А когда ты узнала правду?

— Много позже. Каждый раз, стоило мне завести разговор на эту тему, с ней случалась истерика. Врачи объясняли это последствиями эмоционального шока…

— А что Билл?

— Он отмалчивался, но, как ни странно, выглядел очень довольным и оживленным после того, как опасность миновала и Хоуп стала выздоравливать. Уже потом я поняла, чему он так радовался тогда. Он убедился, что женщина может забеременеть от него. Это… это звучит ужасно… правда? — Аделаида уронила голову на стол и вновь разрыдалась.