Шило не хочет разговаривать о своей возлюбленной, надо же! Да и Белка хороша, болтает с ним так, как будто он – один из сотни ее вечно рефлексирующих нытиков-приятелей, Или – хуже того – безмозглая адептка ее колонки в журнале, озабоченная лишь поисками состоятельного мужа. А Шило – строгий юноша, кого угодно он в свою жизнь не допустит. Это право еще надо заслужить.

– Ладно. Проехали.

– Проехали, угу, – тотчас же согласился Шило. – Ну что, выкатываемся отсюда?

– Да.

Прежде чем убраться из комнаты-западни, Белка бросила на нее прощальный взгляд. Ни единого окна, темные стены, старомодные сундуки и чемоданы, часы, отсчитывающие время неизвестно для кого, корабельный фонарь – через секунду его погасят и комната снова погрузится во тьму. Представить себя на месте Али, добровольно угнездившейся в сундуке, – избавь бог! Даже человеку, не страдающему клаустрофобией было бы непросто остаться здесь в ожидании… неизвестно чего! Что, если бы Белка не восприняла призыв о счастливом плавании в бесконечность всерьез? И отложила бы визит до утра, до лучших времен, а то и не пришла бы вовсе?

Нужно очень хорошо знать Белку, чтобы быть уверенным: она прибежит по первому зову. Но никто из кузенов и кузин понятия не имеет, что за strange фрукт Полина Кирсанова. И думать, что этот фрукт вот так, за здорово живешь, упадет к чьим-то ногам, по меньшей мере самонадеянно. Только Сережа мог рассчитывать на подобное. Только он. Ведь незримая связь с ним не прерывалась никогда. Она могла ослабеть, до невозможности истончиться, но не исчезнуть вовсе. Остальные – не в счет. Все они не виделись так долго, что эту встречу можно считать первой. Составить психологический портрет любого из них за день и даже за сутки не получится. Тата была очень странной девочкой, Гулька и Аля – ничем не примечательными бутузами с винтажных открыток. Основная черта Шила – любопытство, основное призвание Ростика – во всем соглашаться с Шилом. Маш – своенравна, упряма и находится в счастливом убеждении, что мир вертится вокруг нее. Кроме того, она обладает навыками стрельбы по движущимся целям: бэнг-бэнг-бэнг – и противник тотчас же оказывается заляпанным кетчупом/томатным соком/взбитыми сливками, это унизительно, но не смертельно. Миш – лишь бедная копия своей сестры, не способная даже на томатный бэнг-бэнг-бэнг.

Такими были дети.

А как обстоят дела со взрослыми?

Ничего, кроме озвученных ими профессий. Не все из них – говорящие, не все выявляют душевные качества; принадлежность Шила к касте правоохранителей не делает его автоматически ни жестоким, ни милосердным. Корабельный механик Ростик вполне может оказаться скрытым садистом, а может – сентиментальным любителем долгоиграющего сериала «Великолепный век», на работе подотчетных ему механизмов это никак не скажется. То же и со всеми остальными, включая Маш, которая смахивает на «черного» риелтора, но не исключено, что это не так. И молва о ее порядочности и надежности передается из уст в уста.

– …Все хотел спросить у тебя… – сказал Шило. – Ты случайно не видела моего телефона?

– Телефона?

– Ну да. Все время лежал у меня в кармане, а теперь не могу его найти.

– Что за телефон?

– «Нокия». Черного цвета, кнопочный. На большее я не заработал, – зачем-то добавил он.

– Не видела, нет. Но если тебе нужно позвонить – можешь воспользоваться моим.

– Не нужно. Просто сам факт. Лежал себе тихо в кармане, а потом взял и пропал.

– А остальные карманы ты проверил?

– В том-то и дело… Кому он мог понадобиться, учитывая, что сеть здесь не ловит…

– Найдется, – уверила Белка брата.

– Хорошо бы. Он хоть и старый, но я к нему привык.

…Они покинули комнату, плотно притворив за собой дверь, и теперь шли по дорожке, вдоль бамбуковой рощицы. Комната находилась в самом конце миниатюрной аллеи, в импровизированном тупичке, и Белка вдруг подумала о том, куда могла подеваться Аля. Они с Шилом (учитывая недолгий забег и последовавшую за ним короткую беседу) отсутствовали не более трех-четырех минут. Этого достаточно, чтобы выбраться из сундука и затаиться где-то в глубине тропических лиан или того же бамбука. Но недостаточно, чтобы метнуться к дорожке и поднять ремень, каждую секунду рискуя быть обнаруженной. Конечно же, у Али был сообщник. Или сообщники. Они вместе разработали сценарий этого глупого розыгрыша, цель которого так и осталась неясной.

Да нет же! Она предельно ясна!

Во-превых, напугать Белку. Сделать так, чтобы она и минуты лишней здесь не осталась. «Здесь» – это не только вилла «Mariposa», а еще – старый дом Парвати, и вообще побережье. Белка умотает в свой стылый Питер, так и не увидев моря, так и не заглянув в завещание, и одним претендентом на бабкино наследство станет меньше. Непонятно только, почему начать решили именно с нее?

Ах да. Есть еще Тата, которой не повезло гораздо больше. Ей едва не проломили голову, а у Белки даже не нашлось лишней минуты, чтобы ободрить и утешить художницу. Она ограничилась формальным «Как ты?», брошенным в закрытую дверь. И, услышав вполне жизнеутверждающий ответ, сделала вид, что удовлетворилась им.

– Тате получше? – запоздало спросила она у Шила.

– Да. Рана оказалась неопасной. Так, царапина. Думаю, к утру все будет в порядке.

– Ты заходил к ней?

– Угу. Ненадолго.

– Она остается?

– Скажем, желания уехать она не высказала.

Разговаривая с Шилом, Белка постоянно отвлекалась на шуршащую под ногами гальку. Ремень – слишком заметная вещь, его не пропустить, а вот шахматные фигурки… Так сразу их не соберешь, придется повозиться, и трех минут тут явно недостаточно.

Но ни одной фигурки она так и не нашла. И не сразу заметила, что Шило куда-то исчез.

– Эй! – крикнула Белка. – Ты куда подевался?

– Я здесь, – чуть погодя раздался его приглушенный голос. Он шел с той стороны зимнего сада, куда Белка совершила рывок, прежде чем быть настигнутой архангельским братцем.

– Что ты там делаешь?

– Иди-ка сюда.

Шило стоял перед большим, едва ли не в два человеческих роста олеандром, но взгляд его был устремлен не на растение, а куда-то вглубь, в полумрак.

– Что там? – спросила Белка.

Шило приложил палец к губам и шепнул:

– Не что, а кто. Там кто-то есть.

– Кто? – Белка тоже перешла на шепот.

И, не дождавшись ответа, принялась вглядываться в тьму. Сначала она ровным счетом ничего не увидела, но затем из тьмы стали проступать очертания человеческой фигуры. Нет, сразу двух фигур, мужской и женской. Они стояли не двигаясь, подобно манекенам, и в этом странном покое ей почудилось что-то неестественное и зловещее. Белка инстинктивно отшатнулась, и… одна из фигур повторила ее маневр.