Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на эффективность системы массовой мобилизации в обеспечении оборонной промышленности рабочей силой и восстановлении освобожденных территорий, в освобожденных регионах Комитет все чаще сталкивался с сопротивлением директоров заводов и шахт, пренебрегавших его полномочиями и сообщавших в сельские районы, что люди для восстановительных работ нужны на местах. Те, кто бежал из городов во время немецкой оккупации, добровольно, по одиночке или небольшими группами, возвращались на шахты и заводы[822]. Представители предприятий ходили по селам и вербовали еще людей, зачастую бывших рабочих[823]. В наркоматах тоже понимали, что Комитет при поиске рабочей силы сталкивается со все более серьезными затруднениями, поэтому стали в обход него обращаться с просьбами напрямую к наркому обороны Щаденко или в ГКО. Комитет превратился в бюрократическое препятствие к получению срочно необходимой им рабочей силы. Местные советы тоже перестали выполнять распоряжения о мобилизации. Они просили освободить их от этой процедуры, заявляя, что в их областях уже не осталось трудоспособных безработных – ни в городах, ни в деревнях. Порой Комитет, сверившись с собственными подсчетами, вынужден был идти на уступки. В марте Шверник в письме пожаловался Сталину[824]. Комитет хотел сохранить за собой контроль над трудовыми резервами, но терял способность удовлетворять запросы промышленных наркоматов[825].
Экономика все больше напоминала огромную операционную, а Комитет – запыхавшегося врача, пытающегося по очереди оказать помощь всем пациентам-наркоматам. Многие отрасли топливной промышленности – лесная, угольная и торфяная – зависели от временно занятых в них крестьян вместе с их лошадьми и телегами. Отсутствие энергии означало бы простой на заводах. Наркомату лесной промышленности срочно требовались лесорубы, тягловый скот и телеги, но в них нуждались и колхозы. Если бы Комитет удовлетворил запросы лесной промышленности, он лишил бы колхозы людей, необходимых, чтобы обеспечить страну продовольствием. Нагрузка на колхозы уже привела к высокому проценту голодных смертей. В июле 1943 года Наркомлес запросил 3250 пеших и еще 2000 человек с телегами для перевозки деревянных колод, из которых изготавливали ложа для автоматов. Областные советы воспротивились мобилизации, так как крестьяне и их лошади были заняты на сельскохозяйственных работах. Шверник попытался найти компромисс между требованиями обеих сторон, предложив наркомату меньшее число людей, телег и лошадей ввиду ограниченного количества рабочей силы и тяглового скота. Он распорядился, чтобы вновь мобилизованные крестьяне работали в лесах три месяца «в свободное время» – слова, вероятно вызвавшие у них гневное изумление[826].
Почти все автомашины еще раньше забрали для военных нужд, и вот теперь даже самые элементарные транспортные средства – телеги и лошади – оказались объектом яростной борьбы. В январе 1943 года в Советском Союзе было более 4,2 миллиона лошадей. К декабрю Комитет забрал почти 10 % из них, главным образом для перевозки древесины[827]. Областные ведомства, отвечающие за сельское хозяйство и заготовку продовольствия, отчаянно пытались удержать свои телеги и лошадей. Так, в сентябре 1943 года власти Карелии попросили Совнарком сократить мобилизацию возчиков и телег для нужд лесной промышленности. Во всей республике оставалось лишь около полутора тысяч лошадей, и они были необходимы для рыболовства. Комитет опять же высказал предположение, что лошади могли бы работать в лесах в «свободное время», с ноября по декабрь, когда не нужны для перевозки рыбы и оборудования[828].
Областная администрация тоже противилась нескончаемым требованиям предоставить лошадей для нужд армии. После крупных танковых сражений за Курск и Орел летом 1943 года генерал К. К. Рокоссовский забрал лошадей у местных крестьян, а в октябре запросил еще тысячу коней. Секретарь обкома партии решительно отказал: в области оставалось всего 2500 лошадей, а другого транспорта не было. К тому же Рокоссовский так и не вернул лошадей, забранных прежде, и было маловероятно, что он пригонит назад вторую партию. Комитет постановил, что Рокоссовский может взять пятьсот лошадей, но должен вернуть тех, что армия забрала раньше[829]. К сожалению, Красная армия имела обыкновение дополнять свой рацион кониной, поэтому первая партия на тот момент могла уже сгинуть в огромных железных котлах полевой кухни[830].
Летом и осенью 1943 года областные и республиканские власти боролись и за то, чтобы удержать крестьян в колхозах и совхозах[831]. Когда секретарь парткома Красноярского края категорически отказался выполнять приказ о мобилизации из‐за нехватки рабочей силы в регионе, Л. И. Погребной, член Комитета, написал Берии, главе НКВД и члену ГКО, лаконичную записку: «Заставьте его»[832]. Комитет систематически ставил запросы промышленности выше потребностей сельского хозяйства. Когда власти Мордовской АССР обратились в Комитет с просьбой сократить число, указанное в приказе о мобилизации – почти 9000 крестьян, – Шверник резко отказал, пояснив, что сельскохозяйственные работы не должны мешать отправке крестьян на промышленные предприятия и добычу торфа[833]. Взаимозависимость города и деревни обнажилась во всей ее полноте: выкачивание рабочей силы из села усугубляло продовольственный кризис, а недостаток питания приводил к невозможности удержать рабочих на месте. Хотя не все чиновники улавливали эту связь, все прекрасно понимали, насколько обострилась борьба за труд. Нагрузка на военную экономику, где оборонная промышленность оттеснила остальные отрасли на второй план, достигла предела.
Уменьшалось также число мужчин призывного возраста и раненых фронтовиков, непригодных к службе в армии. Когда в июле 1943 года ГКО поручил Комитету набрать 2000 человек, половину из которых должны были составить военнослужащие из среднеазиатских республик, местным властям не удалось найти ни одного[834]. Администрация областей и республик регулярно просила отсрочек, зная, что едва ли сможет предоставить запрошенное количество к указанной дате[835]. А поскольку выполнить приказы о мобилизации не удавалось все чаще, Комитет раз за разом был вынужден отклонять запросы наркоматов. Наркоматы начали заранее готовиться к выполнению производственного плана на 1944 год, поэтому уже в сентябре 1943 года обеспокоенные директора заводов отправляли новые запросы на рабочую силу. Например, директор Горьковского автомобильного завода, во время войны выпускавшего танки, запросил 7000 рабочих. Комитет мог пообещать в лучшем случае 2000 военнослужащих, из‐за ранений непригодных ни для фронта, ни для строительства[836].
В ответ руководители предприятий и чиновники придумали разнообразные способы обходить централизованный контроль Комитета. В