Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пора подавать чай. Чайник, словно назло, долго не закипал, а заварки осталось на донышке. Ополоснув заварочный чайник с синими цветочками, Аня невольно прислушалась. С каждой минутой беседа в кабинете становилась всё жарче, перерастая в крик.
Лидировал голос Демьяна Ивановича, настойчиво повторявшего одну фразу:
– Ты должен, должен! Нет! Ты обязан жениться на ней!
Ему вторила Ираида Марковна, время от времени истошно бросавшая короткие реплики:
– Это низко! Ты должен пожалеть отца! Мы настаиваем!
Хотя голоса Константина Аня не слышала вообще, но поняла, что речь идёт о его женитьбе.
Не зная, подавать ли чай, пока не утихла перепалка, Аня заколебалась. Но потом решила, что лучше подать. Вдруг хозяйка захочет примирить мужчин за чашкой чая.
Перелив кипяток в фарфоровый чайник, Аня поставила его на поднос вместе с молочником и сахарницей. Теперь три чашки с блюдцами, чайные ложки, щипцы для колки сахара. Серебряный поднос слегка качнулся в её руках, и с усилием наклонив голову, Аня поняла, что у неё распухло горло и давит в висках.
Она вошла в дверь комнаты в тот момент, когда распалившийся от гнева Демьян Иванович нависал над сидевшим в кресле Константином. Лицо молодого человека казалось спокойным и безразличным, волнение угадывалось лишь по сжатому кулаку правой руки, мерно постукивающему по колену, словно он отмерял ритм бравурного марша.
Ане почудилось, что воздух в кабинете превратился в горючий газ, вот-вот готовый вспыхнуть, настолько яростные взгляды бросала на Костю Ираида Марковна. Засунув руки в карманчики жакета, она бегала по кабинету из конца в конец, нервически подрагивая выщипанными бровями.
– Константин, ты обязан мне всем! – грохотал Кумачёв, – вспомни, сколько я сделал для твоей непутёвой матери, совершенно неприспособленной к жизни! Не будь меня, она погибла бы в голодном Петрограде! Если бы я, именно я, – он ткнул себя пальцем в грудь, – не подобрал вас в подвале, вас сожрали бы крысы!
Застыв в дверях как изваяние, Аня боялась сдвинуться с места, чтобы не привлечь к себе внимания, хотя это казалось совершенно излишним: увлечённые ссорой хозяева её попросту не замечали.
– Ну, хватит, я довольно вас слушал, – железным голосом оборвал потоки ругани Константин. – Я благодарен тебе, отец, за твоё прежнее великодушие, но вынужден тебе напомнить, что без моей матери ты никогда бы не стал народным любимцем Кумачёвым, а навсегда остался бы никому неизвестным журналистишкой Леонидом Цветковым, пописывающим в бульварные газетёнки. Что до тебя, Ираида, то ты мне вообще не указ. Кстати, по-моему, на тебе надет мамин костюм?
Он скользнул взглядом по фигуре хозяйки, и Аня увидела, что надменная Ираида Марковна вдруг съежилась и покраснела.
– Запомните оба: я не собираюсь жениться на дочке секретаря Наркомата культуры и мне всё равно, что без этого брака твоя карьера, отец, поставлена под угрозу. Даже если эта дочка трижды умница и красавица – меня она не интересует. И вообще, чтобы вы отстали от меня раз и навсегда, сообщаю вам, что я женюсь.
– Женишься?! На ком?! – в один голос завопили Кумачёвы столь внезапно и оглушительно, что Аня всё-таки уронила поднос. Звон разбившейся посуды и дребезжащий стук серебра по паркету привели спорщиков в чувство. Все трое уставились на Аню, словно не понимая, кто она и откуда явилась.
– Вот на ней! – сказал Константин.
Широко шагнув Ане навстречу, он поймал её рукой за запястье и резко встряхнул, требовательно заглядывая ей в лицо:
– Пойдёшь за меня замуж?
Не веря своим ушам, Аня оглушенно молчала, лишь в глубине памяти молнией промелькнули слова бабы Кати: «Быть тебе, Анька вековухой. Никто к такой девке не посватается».
Тишина в кабинете из гулкой и разряжённой превратилась в гнетущую, в любое мгновение грозя взорваться криком.
– Пойдёшь за меня? – настойчиво повторил вопрос Константин.
«Нет! Конечно, нет!» – настойчиво закричал Анин разум, в то время как в её душе поднялся вихрь чувств, от которых одновременно хотелось и зарыдать, и засмеяться. И неожиданно для себя вместо отказа Аня громко и чётко ответила:
– Да.
* * *
Хотя время подходило к семи часам вечера, июньское солнце стояло почти в зените, золотыми струями обрушиваясь сквозь облака на крыши ленинградских домов с облупленной краской.
Ближе к проспекту 25 Октября фасады домов становились всё ярче, а улицы всё чище.
– Стойте граждане! Здесь нет перехода! – молодцеватый милиционер в форменной гимнастёрке поднёс к губам свисток и дал сигнал остановиться молодой паре, идущей за руку. Очень уж мрачным показалось ему лицо молодого человека и слишком испуганным взгляд девушки.
Постовой Иван Кудрин нёс службу всего третий день и старательно воплощал в жизнь лозунг, который висел на стене его комнаты: «Будь бдителен! Враг не дремлет!»
– Попрошу ваши документы!
Кудрин постарался придать голосу строгость и сурово сдвинул к переносице пушистые брови, что, по его мнению, придавало ему солидности.
Молодой человек сунул руку в задний карман брюк и протянул новенький паспорт серого цвета.
– Пожалуйста.
– Так. Константин Викторович Саянов, русский, беспартийный, инженер, – прочитал вслух Кудрин и подозрительно осмотрел стоящую перед ним личность, для тренировки памяти мысленно составляя словесный портрет.
– Ваши документы, гражданочка.
В ответ на вопрос девушка быстро заморгала ресницами и вопросительно посмотрела на спутника.
Он пожал плечами:
– Дай товарищу милиционеру свой паспорт.
Внимание Кудрина привлекло то, что девушка не сразу поняла вопрос, мучительно думая о чём-то своём.
«Непорядок», – подумал Кудрин, протягивая руку за документом старого образца, выписанным Олунецким НКВД.
– Анна Ивановна Найдёнова, русская, крестьянка, беспартийная.
Не найдя к чему придраться, Кудрин нехотя вернул документы и на всякий случай поинтересовался:
– Где проживаете?
От бдительного взора милиционера не ускользнуло, что от его слов гражданка Найдёнова до ушей залилась краской, а инженер Саянов, прежде чем ответить, напряжённо сжал её руку.
– Десятая Красноармейская, дом девять, квартира три, – он посмотрел на девушку и добавил: – Мы с женой проживаем именно там.
Брови Кудрина секунду пробыли у переносицы и снова разошлись по сторонам. Он был слегка разочарован: так это муж и жена! Ясно тогда, почему оба такие постные. Поцапались, небось, из-за какой-нибудь ерунды. Что с них взять? Оба беспартийные, мещане. Его родители если вздорили, так уж на целую неделю. И хотя женой постовой ещё не обзавёлся, но уже дал себе комсомольское слово никогда не ссориться с подругой жизни, крепить партийную дисциплину и морально не разлагаться.
Козырнув, как положено, Кудрин протянул мужчине документы и