отказаться от Ники. И я пытался. Проводил с ней меньше времени, стал вести себя холоднее, не отвечал на ласку. Но видеть ее слезы и истерику было выше моих сил. Да и чувства никуда не делись. Они основательно засели внутри, заполонив каждую клеточку тела.

На следующее утро после нашей совместной ночи я был настолько окрылен и тверд в своем решении бороться за наше совместное будущее, что тут же направился к Томасу. Но не успел сказать и слова. Он заявил, что мы едем в Бейкерсфилд. Вдвоем. Как представители Драконов. Территория городка принадлежала нам, и, как оказалось, наш человек, под чьим контролем она находилась, не смог приструнить местные банды. Результат оплошности – город наводнил дешевый синтетический наркотик, распространение которого мы строго запретили во всех подконтрольных городах. Стив предложил самому все решить, но Томас оставался непреклонен и хотел лично убедиться, что переговоры пройдут успешно. Разговор про Николетту закономерно отошел на второй план. Мозг сосредоточился на проблеме, которая, к слову, решилась буквально за несколько часов пребывания в Бейкерсфилде.

Обратный путь до Лос-Анджелеса должен был занять чуть больше двух часов. Именно тогда я решил завести ту злополучную беседу. Все мои мысли были заняты ею. Концентрация и внимательность отключились напрочь, поэтому я не обратил внимания на подозрительный темно-серый «Форд» с тонированными стеклами, следовавший за нами от самого Бейкерсфилда.

– Томас, нам нужно поговорить. О Николетте.

– А что с ней? – он на минуту отвлекся от дороги, чтобы бросить в мою сторону заинтересованный взгляд. – Что-то случилось?

– Нет, все хорошо. Но… – я пытался подобрать нужные слова, однако на ум приходило только одно. Правда. – К черту все. Я люблю ее, Томас, – сказал твердо, вкладывая всю решимость.

Мой спутник устало вздохнул, выключил магнитолу, из которой за секунду до этого доносился голос Мэтью Шэдоуса, солиста группы Avenged Sevenfold: «Отправишься ли ты сегодня в путешествие, следуя за мной вдоль стен смерти? Но, девочка, что, если нет никакой вечной жизни?»[9] Чертовски подходяще.

– Кажется, мы это уже обсуждали, Марк. И я четко дал понять мое отношение к происходящему между вами.

– Знаю. Но не в твоей власти изменить наши чувства.

– Чувства? Она просто слишком привязана к тебе. Естественно, что ее первая влюбленность возникла именно к тому мужчине, которого она с детства возносит на пьедестал. Но скоро Ники поймет, что все это глупости.

Я был безмерно благодарен Томасу за то, что он сумел заменить мне семью, но прямо сейчас, кроме гнева, к нему почти ничего не испытывал. Я видел искренность Ники, чувствовал чистую невинную любовь, знал, что это нечто настоящее. То, что достойно борьбы.

– Ты ошибаешься, – процедил я сквозь стиснутые зубы.

– Господи, Марк, да ей всего шестнадцать! Она еще сама не знает, чего хочет от жизни, а ты говоришь о любви! – воскликнул Томас и резким движением свернул в крайний ряд, а затем остановился на обочине. Развернувшись ко мне, продолжил: – Ты ведь взрослый, зрелый мужчина и сам должен понимать, насколько велика пропасть между вашими мирами. Даже единичное столкновение с жестокостью оставило на ее психике огромный след. Представь, что будет, если окунется полностью.

– Считаешь, я не думал об этом? Я не идиот и прекрасно знаю, какие последствия могут быть, – опасения уже давно пожирали меня изнутри, но безграничная нежность Николетты, ее вера в меня – в нас, – построили внутри стену уверенности. Кирпичик за кирпичиком росла убежденность, что трагедии не случится, поэтому решение пришло само собой, – Томас, я хочу ей все рассказать. Пусть решает сама. Это должен быть ее выбор.

Устало откинувшись на спинку сиденья, он потер пальцами переносицу и уставился на дорогу.

– О каком выборе ты говоришь? Николетта даже не поймет, что, находясь рядом с тобой, в любой момент может стать мишенью.

– Я смогу ее защитить.

Горький смех сотряс салон.

– Боже, я будто вернулся на тридцать лет назад. Ты говоришь точь-в-точь как Ричард. Твой отец тоже считал, что сможет уберечь Изи от любых напастей этого мира. Он считал, что их любовь – все, что им нужно. Она священна, и никто не посмеет на нее посягнуть.

– И они были счастливы, – я помнил улыбки отца и матери, как они смотрели друг на друга. Мы с Николеттой могли быть такой же, помешанной друг на друге парочкой.

– И куда это их привело? – Горечь утраты сдавила грудную клетку. Не обязательно напоминать, что их убили. – Прости, Марк, я не должен был этого говорить. Они действительно были счастливы, ты прав. Но я не готов так рисковать безопасностью своей дочери. Извини, но я все еще против ваших отношений, – его голос приобрел твердость, – и ты не станешь впутывать ее в дела Драконов. Я запрещаю ей рассказывать. По крайней мере сейчас. Это не обсуждается.

– Черта с два, – прохрипел я и пулей вылетел из автомобиля.

Отойдя на несколько шагов, со злостью пнул первый же попавшийся камень. Слепая ярость затмила в тот момент все.

Томас всегда говорил, что я слишком экспрессивен в своем гневе. И пытался научить меня справляться с ним, уверенный, что иначе я сильно поплачусь. Негативные эмоции отвлекают, не дают здраво мыслить, перекрывают кислород и усыпляют бдительность. В тот день расплата меня и настигла. Я растерял здравомыслие. Хотя при обычных обстоятельствах, не будь разум занят мыслями о Николетте, я уверен, что сумел бы предотвратить то, что произошло дальше.

Немного успокоившись, я развернулся к дороге и собрался возвращаться в машину, где Томас терпеливо ждал, пока я высвобожу гнев. Скрип шин и нарастающий гул мотора привлекли мое внимание слишком поздно. На скорости к нам приближался тот самый «Форд». Из его окна высунулся парень с автоматом в руке. Инстинкт сработал молниеносно. Крикнув в сторону машины: «Томас, ложись!» – я тотчас сам упал на землю. Секундой позже раздалась автоматная очередь и звон бьющегося стекла. Я прополз до машины и достал пистолет, готовясь обороняться, но «Форд» уехал, набирая все большую скорость. А я рванул вперед, распахнул дверцу, забрался в авто, где меня ждала ужасающая картина. Томас истекал кровью. Пули попали ему в плечо, прошили грудь и живот. Он напоминал изрешеченную мишень в тире. Алые пятна расплывались по рубашке. Томас оставался в сознании, но его взгляд помутнел. Из уголка рта стекала струйка крови.

– Черт, – выругался я и, достав из бардачка первые попавшиеся тряпки, принялся зажимать раны, – держись, Томас. Только держись.

Позвонил в 911 и Дэниелу. Страх переполнял меня. Я смотрел, как кровь пропитывала ткань насквозь, растекалась по моим