Размышляя над необычными обстоятельствами, связанными с делами фон Бломберга и фон Фрича, я начал подозревать, что во всем этом как-то замешан Геринг. Из-за неудачного брака фон Бломбергу пришлось уйти с поста командующего всеми вооруженными силами – с поста, который амбициозный Геринг мечтал заполучить для себя. Уход фон Фрича означал устранение соперника, который мог бы стать самым вероятным преемником фон Бломберга. Однако даже если Геринг и был замешан в этом деле, то его план провалился, поскольку Гитлер слишком хорошо знал его, чтобы дать столь значительную власть этому карьеристу. Гитлер просто-напросто упразднил пост командующего всеми вооруженными силами и принял такое командование на себя – решение, которое предложил ему фельдмаршал фон Бломберг, подавая прошение о своей отставке.

Чем больше я размышлял обо всем этом, тем больше радовался тому, что в свое время отклонил сделанное мне однажды Гитлером предложение – занять пост главнокомандующего всеми вооруженными силами. Прежде всего, у меня не имелось достаточного военного опыта, чтобы принимать грамотные решения по армейским и авиационным вопросам. Кроме того, я уже всерьез подумывал об уходе в отставку. В самом деле, проблемы с сердечно-сосудистой системой, от которых я, к счастью, более или менее оправился, едва не вынудили меня подать в отставку несколько ранее, в 1934 году.

Роль Гитлера в деле фон Бломберга и фон Фрича была той закавыкой, которую я никак не мог решить для себя. В то время как ярость Гитлера, обманом вовлеченного в историю с женитьбой фон Бломберга, была вполне понятна, его способ избавиться от фон Фрича вызывал недоумение. Болезнь горла, которой страдал фон Фрич и из-за которой он провел зиму 1937/38 года в Египте в отпуске по болезни, была бы вполне весомой причиной для увольнения его в отставку. Я не мог понять, как Гитлер не мог увидеть заговора, который сплелся вокруг фон Фрича.

Что же касается этого отважного и стойкого генерала, то он с началом войны отправился на фронт в качестве командира того самого полка, почетным шефом которого он числился. Во время польской кампании он пал на передовой смертью солдата, которую сам искал.

Вплоть до этого момента частью моей работы было вносить Гитлеру предложения и давать ему советы, некоторые из них он не принимал; в свою очередь он порой выдвигал требования, на которые я не мог согласиться. Хотя наши споры в таких случаях бывали довольно оживленными, они, как правило, заканчивались разумными компромиссами. Но с этого момента я стал яростно спорить с Гитлером. Так, например, в конце ноября 1938 года я делал доклад Гитлеру о нашей кораблестроительной программе и демонстрировал ему при этом чертежи новых кораблей. Во время доклада присутствовал также генерал Кейтель, начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами. По некой непостижимой причине Гитлер весьма оскорбился и принялся разносить все планы строительства двух линкоров – «Бисмарка» и «Тирпица». Он заявил, что их орудия слишком слабы, а скорость хода слишком низка. Это было сказано в отношении того самого «Бисмарка», чья мощь, скорость и, прежде всего, его непотопляемость в его последнем бою заставили британцев и американцев считать, что мы открыли некие новые секреты конструирования кораблей.

Позднее мне довелось понять, что подобные нападки Гитлера обычно были вызваны происками неких недоброжелателей, загодя нашептавших ему недобросовестную, порочащую информацию. Но тогда я этого не знал, а разнос был столь резким, что я встал и попросил освободить меня от командования, если Гитлер так явно отвергает все результаты моих решений. С этими словами я направился к выходу из его кабинета.

Гитлер сразу же бросился за мной, догнал меня у самой двери, схватил за рукав кителя и попросил меня вернуться. Он тут же попытался отказаться от некоторых своих слов и попросил меня не думать об отставке. Но я ответил, что я не только занимаю этот пост в течение десяти лет, но и мне уже идет шестьдесят третий год, так что будет лучше, если меня заменят на этом посту более молодым человеком.

Гитлер тогда обратился за помощью к моему начальнику штаба, капитану 2-го ранга Шульте Мёнтингу, и попросил его убедить меня остаться на своем посту. Шульте был моим адъютантом, а впоследствии стал начальником моего штаба. Я всегда и во всем доверял ему. И теперь он отважно поддержал мою точку зрения, а в конце концов добился от Гитлера обещания предоставить мне полную свободу в реализации моей программы развития флота. Гитлер настоял на том, чтобы письменно зафиксировать моменты нашего расхождения во мнениях, чтобы, как он сказал, оправдаться перед историей, но настоял на том, чтобы я остался на своем посту. Как было свойственно ему, в последовавшие за этим инцидентом несколько недель он был необычайно любезен со мной. Мне кажется, именно тогда ему в первый раз пришла мысль повысить меня в звании до адмирала флота.

Однако в мае 1939 года у меня случилась новая резкая стычка с Гитлером. Офицер, который совсем недавно был назначен его военно-морским адъютантом, в соответствии с обычным порядком попросил официального разрешения жениться. Естественно, я такое разрешение дал. Вскоре после этого, однако, один штатский чиновник сообщил, что брак был заключен при таких обстоятельствах, которые могут привести к признанию его недействительным. Расследование показало, что сообщение это соответствовало истине. Теперь было два пути: либо брак должен был быть признан недействительным, либо офицер должен был уйти со своего поста. Но Гитлер принял решение о том, что брак должен остаться в силе, а офицер должен продолжать службу в качестве его военно-морского адъютанта.

Я продолжал придерживаться своих диаметрально противоположных взглядов на происходящее и уволил офицера с флота. Когда же Гитлер стал протестовать против моего решения, я написал ему личное письмо, в котором заявил, что, по моему мнению, этот офицер больше не может носить морскую форму и что, если Гитлер примет решение оставить его на службе на флоте, я сам буду просить об отставке. Чтобы избежать возможных проволочек, я направил это письмо с офицером моего штаба и просил его доставить ответ как можно скорее прямо мне в руки.

Спустя два дня Гитлер ответил, написав, что он не настаивает на дальнейшем пребывании офицера в рядах флота, но сделает его одним из своих личных адъютантов в аппарате партии. Такой вариант вполне устраивал меня, но весьма характерным для Гитлера было то, что он не позволил назначить ни одного другого военно-морского адъютанта в свой штаб вплоть до самого начала войны.

Подобные повторяющиеся трения с Гитлером в течение 1938-го и 1939 годов побудили меня все настойчивее задумываться об уходе с действительной службы. Меня совершенно не беспокоили почет и церемонии, полагавшиеся командующему военно-морским флотом. Все возрастающая важность этой показухи, которую придавало им национал-социалистское государство и его деятели, все больше отвращала меня от мысли введения их на флоте. Я неизменно отвергал все советы доброжелателей насчет того, что я должен привлекать к себе больше внимания. Несколько раз в течение 1938—1939 годов я просил Гитлера позволить мне уйти в отставку. В ответ он произвел меня в звание адмирала флота по случаю спуска на воду линкора «Тирпиц» в Вильгельмсхафене 1 апреля 1939 года.