Наполеон сразу понял, что похитить Дрейка не удастся. Надо было придумать что-то другое. А исполнение нового плана было поручено некоему Меэ де ла Туш. Полицейский чиновник при Людовике XVI, в годы революции – разведчик, выполнявший поручения в Польше и России, рядившийся по возвращении в крайнего революционера, служащий Парижского городского управления, журналист в период якобинской диктатуры, участник тайных революционных организаций в годы Директории, вскоре генеральный секретарь военного министерства и опять служащий министерства полиции, – таков был путь, пройденный этим человеком.

Однако в период Консульства Меэ де ла Туш первоначально очень просчитался. Не поверив в прочность нового режима, он оказался замешанным в действиях политической оппозиции, причем, по-видимому, одновременно установил связи и с якобинцами, и с роялистами. Его арестовали и сослали.

Освободившись из заключения, Меэ де ла Туш даже съездил в Лондон к брату Людовика XVIII – графу д’Артуа с проектом объединения всех противников первого консула, но роялисты отнеслись с подозрением к бывшему якобинцу. Тогда Меэ де ла Туш решил снова круто поменять политическую ориентацию. Это было в начале 1803 г. во время кратковременного перерыва в войне между Англией и Францией. Меэ де ла Туш явился с предложением услуг к французскому послу в Лондоне.

Услуги проходимца оказались очень кстати французскому правительству. А Меэ спешил доказать свое усердие. Именно он был тем полицейским агентом, которому ничего не подозревавшие шуаны сообщили о приезде в Париж Кадудаля. Наполеон решил использовать Меэ де ла Туш против Дрейка.

Получив новое поручение, Меэ отправился на английский остров Гернси, расположенный близ французского побережья и служивший одним из центров британской разведки. Меэ удалось завоевать доверие губернатора острова Дойла. Меэ разъяснил, что он, Меэ, – роялист и член тайного «якобинского комитета», ставящего целью свергнуть Бонапарта. Для пущего правдоподобия Меэ распространялся о том, что ряд членов комитета – неисправимые якобинцы, но большинство его участников легко можно увлечь на сторону «законного короля». Для этого Людовик XVIII и принцы королевского дома должны вести себя таким образом, чтобы привлечь к себе этих бывших якобинцев. У комитета есть средства свергнуть Бонапарта, имеются сторонники среди служащих министерства иностранных дел и в полиции. Меэ должен сообщить об этом английскому правительству, чтобы оно, всегда поддерживавшее роялистов, не пропустило удобного случая.

Генерал Дойл поспешил известить о такой чрезвычайно важной новости Лондон. Но в английской столице не доверяли французу со столь подозрительным прошлым и не спешили с ответом. Тогда Меэ конфиденциально поведал генералу Дойлу, что имеет при себе план французской высадки в Ирландии. Но и это не ускорило прибытие ответа. Губернатор Дойл первым не выдержал, порекомендовав Меэ самому немедля отправиться в Лондон и постараться заставить себя выслушать. А когда Меэ мимоходом заметил, что несколько поиздержался в дороге, Дойл одолжил ему 10 луидоров в счет будущих субсидий, которые француз должен был получить от английского кабинета.

В Лондоне все усилия Меэ оказались тщетными. Ему просто не верили. После долгих хлопот он был принят каким-то мелким чиновником министерства иностранных дел; тот выслушал рассказ француза о «тайном комитете» – и дальше дело не пошло. А тем временем кончились деньги, отпущенные Фуше, и луидоры губернатора Дойла. Пришлось брать взаймы, и вскоре кредиторы упрятали тайного французского агента в долговую тюрьму. Спасло Меэ то, что ему еще до этого довелось познакомиться с Бертраном де Мольвилем, который до революции был королевским министром морского флота и теперь находился в эмиграции. Мольвиль поручился за Меэ на 48 часов, и тот был выпущен из заключения на двое суток.

У находчивого мошенника уже возникла новая идея. Он разыскал знакомого французского фабриканта Боде, который, воспользовавшись заключением мира, приехал в Англию по своим торговым делам. Боде, сам того не подозревая, превратился в козырную карту посланца Фуше. Меэ всюду разъяснял, что Боде – курьер, присланный из Парижа от «тайного комитета», который был обеспокоен отсутствием вестей от своего представителя. Курьер будто бы получил указание не сообщать никому о своей миссии, кроме как самому Меэ. Мольвиль был окончательно убежден появлением этого неожиданного курьера и поехал к знакомому ему лорду Хоксбери. На этот раз лед недоверия был сломан. Мольвиль вернулся с 50 фунтами стерлингов для Меэ, переданными ему английским министром, а также с советом очень осторожно «управлять» якобинцами в «тайном комитете». Целую неделю фабрикант Боде ходил неразлучно с Меэ, который из предосторожности не отпускал его ни на шаг, даже ночью спал с ним в одной комнате. Потом Боде уехал, так и не раскрыв рта, чем окончательно убедил всех в правдивости рассказа, сочиненного Меэ.

Еще до отъезда Боде Меэ успел составить обширный меморандум о планах «тайного комитета», включавших восстания в ряде областей Франции и занятой французскими войсками Швейцарии (чтобы отрезать наполеоновским войскам в Италии путь отступления на родину). Меморандум был принят весьма благосклонно в английских правительственных сферах – судя по тому, что Меэ стали выплачивать большое жалованье впредь до осуществления похвальных намерений комитета. Англичане сделали только одну оговорку: Меэ должен дать обязательство ничего не сообщать о «тайном комитете» французским роялистам, чтобы сведения не просочились и во Франции. Меэ без колебаний дал требуемое обещание. Наконец, настала пора действовать, и Меэ отбыл из Лондона, снабженный двумя паспортами, переданными ему английской разведкой. Один из этих паспортов был выдан на имя Меэ де ля Туша, «высылаемого из Англии по подозрению в якобинизме», а второй – на имя Станислава Яблоньского, «польского дворянина, путешествующего по своим делам». Перед отъездом Меэ вручили 200 луидоров на дорожные расходы и 500 фунтов стерлингов на нужды «тайного комитета».

Из Лондона Меэ направил свои стопы в Мюнхен, столицу Баварии, прямо к английскому послу сэру Френсису Дрейку, который был уполномочен из Лондона передавать необходимые денежные субсидии «тайному комитету». Меэ получил также инструкции для передачи английским диверсантам во Франции. (Они собирались захватить крепость Гюнинг и город Безансон на востоке Франции.) Обговорив все детали с Дрейком, Меэ мог, наконец, закончить свое путешествие и возвратиться в Париж.

Вскоре из французской столицы Дрейка стали осаждать настойчивыми требованиями денег. 250 фунтов стерлингов ежемесячно требовалось для самих членов «тайного комитета», потом – деньги для посланного комитетом эмиссара в Савойю, 100 фунтов – для одного «доброго республиканца», который сможет оказаться полезным, а также необходимые средства на покупку лошадей, нужных для секретных курьеров, деньги на карету, на слуг и т. п. Воображение не подводило Меэ. Вскоре он сообщил Дрейку о создании подпольной типографии, потребовавшей немало расходов. Немало средств съедали взятки чиновникам министерства иностранных дел, чтобы выудить у них информацию, пересылавшуюся в Мюнхен.

Правда, французская полиция не хотела все ставить на одну карту. К Дрейку и еще одному английскому дипломату, Спенсеру Смиту, с предложением услуг обращалось несколько лиц, внешне мало похожих друг на друга, но имевших в своей биографии одну общую деталь: все они состояли на службе у министра полиции Фуше и не собирались покидать эту службу. Некоторым из них повезло. Так, капитан Розэ из гарнизона Страсбурга был послан к Дрейку. Розэ представился как член тайной организации в Эльзасе, подготовлявшей вооруженное восстание против режима Консульства. Дрейк передал Розэ 65 тысяч франков золотом.