Мне вдруг снова становится холодно.

– У меня хватит сил, чтобы справиться с ритуалом. Как только узнаем имя контрактора, мы очень скоро его отыщем, и ты убедишь его разорвать договор. – Я говорю так уверенно, словно эта уверенность может изгнать из-под кожи испуганный озноб. – Я уже избежала смерти, которую мне предназначали, а потом ещё штук пять смертей, и собираюсь избегать их дальше. Советую тебе делать то же.

Питер, улыбаясь, проводит рукой по моему лицу, касается кромки губ – а потом впивается пальцами в мой затылок и целует так, что я не могу оторваться, не могу думать, не могу дышать. Мы падаем на колени, потом – навзничь, прямо на холодный камень, но мне плевать на неудобство. Он окольцовывает пальцами мои запястья и склоняется сверху, и целует в лоб, в зажмуренные веки, в щёки и уши; потом вновь находит мои губы и льнёт к ним своими, собственническими, настойчивыми, заставляющими жадничать и почти кусаться…

Нет никаких часов. И предопределённости, что бы там ни твердили баньши. Я доказала это один раз и буду доказывать столько, сколько потребуется.

Нет ни часов, ни судьбы. Есть только то, что мы делаем сами – и то, чего мы сами хотим.

* * *

Без пяти полночь я стояла на перекрёстке над готовым ритуальным трикветром.

Домой мы с Питером вернулись без нескольких минут десять и, быстро поужинав, вместе с Рок и Эшем выдвинулись к выбранному месту призыва. Дорога прошла под указания Питера, подсказывавшего Эшу путь до нужного перекрёстка, и невинные расспросы Рок о том, как мы провели день.

Мои сдержанные ответы руливший брат слушал молча, но порой мне чудилось, будто слух улавливает скрежет детских зубов.

По прибытии я с ходу выскочила из мобиля: поля вокруг было так тихи и темны, что огни города на горизонте казались северным сиянием. Хорошо, что фары Французика давали достаточно света, чтобы не пришлось призывать волшебный фонарик и тревожить стражу… раньше необходимого, во всяком случае. Я не сомневалась, что привлеку её внимание, как только начну читать заклятие призыва; но чтобы найти меня и добраться до Ахорка, служителям закона потребуется время – и лишнего я им давать не собиралась.

Надеюсь, Донн отзовётся достаточно быстро, чтобы мы с ребятами удрали отсюда, не дожидаясь прибытия тех, кто на сегодняшнем празднике точно будет лишним.

Достав из картонного пакета баллончик с серебряной краской, я принялась рисовать на ровной сухой земле огромный трикветр – эдакий трёхлистный цветок, пересечённый большим кругом. Круг служил ловушкой для призванного существа, не давая ему пересечь границу рисунка и вырваться на свободу; в сердцевине цветка предстояло встать мне, отделённой от Донна защитным барьером из «лепестков». Сложный символ отнимал немало времени – требовалось тщательно контролировать правильность, толщину и непрерывность линий, а затем ещё и испещрить трикветр паутиной затейливых рун. Я постоянно сверялась с рисунком в графоне Питера (отобрать графон у него снова оказалось проще, чем возиться и настраивать новенький свой), надеясь, что не допущу ошибки: иначе всё закончится катастрофой – не только для меня.

Дорисовав трикветр, я вернулась к мобилю и, поставив медную пиалу на крышку багажника, принялась смешивать в ней порошки, травы и эфирные масла.

– А хорошо получилось, – прокомментировала Рок, внимательно наблюдавшая за моими действиями. – Будто не впервые рисуешь.

– Нет, я с фоморами не связываюсь, – усмехнулась я, добавляя в пиалу масло жасмина. – Просто на уроках ритуальные чертежи у меня всегда выходили неплохо.

– И ничего такого я не думала. – Баньши лукаво склонила голову набок. – Может, теперь, когда Эш не подслушивает, скажешь, как действительно день прошёл?

Я выразительно помолчала, засыпая в чашу толчёные вербеновые цветы.

…на уроках нам объясняли теорию уровней удара. Сложные заклятия имели огромный радиус поражения, но для проклятий попроще (вроде тех, которыми разбрасывалась я) немалое значение имело место, куда твоё заклятие или проклятие ударило противника. Верхний уровень – голова и шея: попасть сложно, но если попал, даже несложные проклятия наносят огромный урон. Средний уровень – туловище до талии: попасть проще, но и урона меньше. Нижний – всё, что ниже талии: там урона, соответственно, наносилось меньше всего.

Питер сегодня не спустился даже до среднего, – но в какой-то момент я поняла, что не знаю, хватит ли у меня сил и желания сопротивляться, если он задумает спуститься.

– Если ты о том, было ли у нас что-то, можешь успокоиться, – наконец изрекла я. – Или опять скажешь, будто ничего такого не думала?

– Но что-то ведь было? – спросила Рок, выразительно глядя на черничный браслет на моём запястье.

– Свидание.

– Хорошее свидание?

– Будет что вспомнить в потустороннем мире, если вдруг провалюсь, – сдержанно откликнулась я, помешивая содержимое пиалы деревянной ложечкой.

– Уж постарайся не провалиться. Будет как-то обидно столько времени бегать от стражи и порождений Дикой Охоты, а потом умереть, потому что ты тупо накосячила.

– Зато если я всё сделаю правильно, а потом просто умру от страха при виде Повелителя Кошмаров – согласись, будет не так уж и обидно.

– А мне служить жилеткой для твоего брата и новообретённого парня? Нет уж, спасибо, не надо мне такого счастья.

Засмеялись мы вместе. Следом я бережно, стараясь не расплескать содержимое, взяла пиалу двумя руками. Аккуратно переступив через серебряные линии, поставила её в середину трикветра – и, вернувшись к Рок, потянула баньши к Французику.

– Вам пора, – произнесла я, приблизившись к открытому окну. На переднем сиденье ждал Эш, на заднем застыл Питер, наблюдавший за мной через стекло. – Отъезжайте по этой дороге так далеко, чтобы вы перестали меня видеть. Там и стойте. Когда всё закончится, я пошлю сигнальный огонёк. И не медлите: как только я активирую печать, стража установит моё местонахождение. Мы должны уехать из Ахорка до того, как они прибудут сюда.

– Не хочу тебя бросать, – проговорил Питер хмуро.

– Вы не бросаете меня, а прикрываете.

Рок коротко обняла меня. Ничего не сказав, села вперёд, рядом с Эшем – тот тоскливо всматривался в моё лицо, обернувшись через плечо. Питер же, поймав мою руку, легонько поцеловал внутреннюю сторону запястья, там, где оно переходило в ладонь:

– Помни мои сегодняшние слова, ладно?

Я силой растянула губы в улыбке, надеясь, что она вышла достаточно ободряющей. Отвернулась и направилась обратно к перекрёстку, слыша, как жужжит Французик за моей спиной.

Встав в центре трикветра, я следила, как оранжевые огоньки задних фонарей мобиля медленно удаляются, теряясь во тьме. Оставшись в тишине и темноте, сверилась с графоном Питера: без пяти двенадцать.

Пока рано.

Я стояла, вслушиваясь в ночь, сжимая в правой руке – той, что с печатью – один из двух купленных рубинов. Второй, спрятанный в кармане, я приобрела на случай, если вдруг испорчу первый. Хотя до этого доводить не стоит: неправильное обращение с камнями грозило не просто трещинами или осколками, но потерей руки – и это в лучшем случае.