Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку не заметить бой снаружи было невозможно, я не скрываясь крикнул:
— Серая, что гостей не встречаешь?
Тишина.
Мне почему-то сделалось не по себе. Впервые мелькнула очевидная, в общем-то, мысль, что здесь мог бы затаиться куда более неприятный враг. Да хоть бы и парочка хищников. Справился бы я сними сейчас?
Ну, вообще-то да. Нужно лишь подать сигнал Тумору, чтобы тот активировал свои корни под Обсерваторией, которые мы сюда протягивали. И вместе с силой Древа я бы вполне справился. Только придётся продержаться немного.
Эта мысль немного приободрила.
По каменному полу Обсерватории послышались наши шаги. Мы вошли во тьму. Я выпустил споры светящихся грибов, освещая помещение…
…и фигуру того, кто нас ждал.
— Привет, Арк, — произнёс сидящий на корточках под одной из книжных полок. — Чё, перетрём за жизнь, а?
— Голубь… — мрачно произнёс я.
30. Планы, которые не стоит менять
Незаметный, весёлый и с виду такой компанейский парень. Образ гопника, но при этом внешность, говорящая, что он готов стать твоим лучшим другом.
Друг, который потом предаст, как он подставил Принца, а затем точно так же попытался подставить и нас.
Не вышло.
А сколько было таких, как Принц?
— Ну привет. Твой зверёк снаружи? Извини, мы его немножко убили.
— Ляпус? Но ведь сработало же.
— Сработало что?
— Огромный нестандартный монстр, со ртутной кровью и телом из жидкого камня. Его трудно не заметить, правда? И вот ты здесь, йопта.
— Хочешь сказать, что просто решил так позвать меня?
— Да, поговорить нужно.
— О чём? Ты заодно с Левиафаном? Что-то молод ты для отца птиц, Голубь.
— А… интересное там общество, правда?
— Как ты связан с тридцатым?
— Я связан со всем на этой Стене. Можно сказать, связующая нить этого сектора.
— Так и запишем — шпионишь на Леви.
— Эх, ничего-то ты не понял… Хош семок?
— Смеёшься?
— Отнюдь. Монотонная работа расслабляет разум. Здесь смысл в процессе, а не в еде… ты устраивайся, в любом случае. Исход боя в колодце ведь тебе уже понятен?
— Зачем был этот Гон?
— Мне — чтобы поговорить.
— Ну говори, раз хочешь, — я уселся в кресло под книжной полкой напротив него. Голубь продолжал сидеть на корточках.
— Ты уже понял, что на тридцатом огромное количество людей, верно? Ты хотел начать их похищения, так я помогу тебе. Бери, и всех друзей спонсируй. И коллег из семнадцатого. Там на всех хватит.
— В чём подвох?
— Ни в чём. Левиафан не жадный. Бери любые земли, бери людей, правь, живи в своё удовольствие. Делай всё, что ты хочешь.
— Я хочу спуститься на сорок второй.
— Зачем?
— Много зачем. Заглянуть в какой-нибудь главный терминал, задать вопросы. Понять, ради чего мы все здесь.
— Может, просто ради того, чтобы жить? Ведь если ты хочешь, можешь создать себе рай и быть там богом. На десятом у тебя уже есть такое место, верно? Говорят в мирах Ленты, что великий лес кормит и защищает своих обитателей. Многие вам завидуют. Там, представь, целый отдельный мир, где живёт множество разумных, со своими королевствами и мечтами, и даже не знают про этажи…
— Ты мне зубы не заговаривай, мы с тобой уже давно знакомы. Левиафан свой рай как-то дерьмово строил.
— Каждый делает, что может.
— Только мне сказочку не задвигай, про то, что «великий герой однажды вернётся». В его системе специально садят наверх кровожадных идиотов, травят население и строят такой ад, что лучше сразу на перерождение!
— Ты хочешь считать себя героем, Арк? Спасителем сирых и убогих? — спросил в ответ Голубь. — Я понимаю… Но что, если он прав? Если предположить хотя бы на миг, что он прав, а? И злодей здесь ты, а не он.
— Дай угадаю: прав в том, что издевается над людьми? — иронично бросил я. — Что фармит гаввах во славу пустоты?
— Жизнь — не сказка, Арк. Жизнь — это грязная работа изо дня в день и превозмогание за то, чтобы и то что есть не разрушилось. Кто-то должен делать и чёрную работу.
— Я никогда не прощу ублюдка, который делает с людьми то, что происходит на тридцатом. А я даже не Рейн.
— Да, этот всегда стремится к свету… — с доброй усмешкой уронил Голубь. — Но насчёт Леви зря ты так. Он тот, кому ты обязан всем.
— Да ладно?
— Что, если я скажу тебе, Арк, что только из-за того, что эти люди живут в таких условиях, этот мир существует?
— Что ты несёшь?
— Тот, кто создавал наш мир, Арк, допустил один серьёзный просчёт. Фатальный, я бы сказал. В конструкцию Стены не заложена поправка на энтропию.
— Подтип пустоты? Да здесь много чего не было заложено.
— Нет, я про естественную энтропию, а не магию. В Стене не заложено понятие износа. Рано или поздно она будет разрушена просто сама собой. Система просто не понимает, что с ней происходит, и пытается заткнуть дыры такой же кривой логикой.
— Уже интересно.
— Единственный шанс протянуть подольше — растягивать её максимально долго. Попытки прохождения Стены — это гибель. В прямом смысле, действиями ты усиливаешь энтропию. Создаются новые цепи, монстры, в Стене появляется больше дыр…
— Как это связано со скотским отношением к людям?
— А по другому нельзя, Арк. Все должны верить в незыблемость. В мирах ленты все верили, что так будет всегда. В мире Короля Техноцита все считали текущий порядок константой. И город на тридцатом. Там живёт больше всего людей, и у многих из них есть песчинки духовного ресурса. У местных ровно столько надежды, чтобы их духовный ресурс изнашивался медленнее
— Если мир существует ради таких страданий, то к чёрту такой мир. Но я пройду через твоего Левиафана и спущусь ниже…
— И что? Что дальше? — Голубь встал и отряхнул синие спортивки.
В глаза бросился логотип его костюма. Когда-то я, помнится, долго гадал, где же он взял такой. А тут вон что. И знакомая птица, которая мелькала на всех гобеленах и форме гвардии.
— Хорошо, Арк, вот представь, йопта. Стоишь ты типа над трупом Левиафана, и упирается твой взгляд в несуществующие земли. Знаешь, что это такое?
— Буду рад, если просветишь.
— Это место, где в принципе ходить нельзя. Пересбор там взбесился и происходит постоянно. Как не крути, а сам застрянешь в текстурах и будешь разорван. Но хорошо, допустим ты его прошёл. Что дальше? Упрёшься в Оазис.
— Завалю тамошнего босса и пойду дальше.
— Главная проблема в том, чтобы тебя туда вообще пустили. Но ладно, ты твердолобый,