Но эта ассимиляция не всегда была столь полной: в начале XIII в. появляются серьезные признаки разложения иерусалимской нации, выражавшиеся в постепенном разделении иерусалимлян на группы по своей исконной национальности. Первым сигналом этого распада стало основание Тевтонского ордена. Если при возникновении этот орден был всего лишь гостеприимным домом для германских пилигримов (как, например, имелся венгерский гостеприимный дом и т. д.), то затем он превратился в рыцарский орден, чье отличие от прочих — орденов заключалось не в уставе (как у тамплиеров и госпитальеров) — ибо этот устав был позаимствован, прежде всего, у тамплиеров — а в национальности его членов. До этого и тамплиеры, и госпитальеры принимали в свои ордена рыцарей из любой страны. Тот факт, что — не в соответствии ли с восточными планами Гогенштауфена? — германские рыцари стали собираться в орден Св. Марии Тевтонской, своего рода германский островок на франкской земле, свидетельствует о переменах, которые в дальнейшем «денационализируют» Святую Землю. То, что устав тевтонцев был написан на французском, немецком и латинском, дела не меняет: Тевтонский орден уже в силу своего существования находился вне иерусалимской знати, которая не признавала разницы в происхождении. «Когда Сирия завоевана, а Антиохия осаждена, среди великих войн и боев с неверными турками, которых столько перебили и побеждали… тогда, в те старые времена кто был нормандцем или французом, пуатевинцем или бретонцем, бургундцем или пикардийцем или англичанином? Ведь все, и рыжий, черный или белый, тогда носили имя франков и честь одну тогда делили сообща». Так трувер Амбруаз, один из свидетелей перемен, которые были вызваны наплывом новоприбывших, с сожалением вспоминал о временах первого королевства, когда сказать «франк» значило сказать «латинянин» и, несмотря на сарказм Иоанна Вюрцбургского, сплоченный костяк французов без труда превращал итальянцев, германцев, испанцев или англичан в единую нацию, представители которой даже и не вспоминали о том, кем они были на Западе.

Отныне же возобладало стремление различных национальностей обосабливаться друг от друга, и можно задаться вопросом, не стало ли одним из решающих факторов этого разъединения франков Сирии существование венецианских, генуэзских и пизанских, каталонских или провансальских колоний, которые, разместившись вокруг церкви, посвященной их национальному святому, составили общину, объединенную принадлежностью к их общей родине, а не к Иерусалимскому королевству, которое они часто игнорировали. Одно событие, оставшееся неисследованным, показывает, каково было их влияние.

На Пасху 29 мая 1216 г. в Акре собралось некое братство и избрало своих первых ректоров, двух ювелиров — Пьеро из Пармы и Роландо из Флоренции, и Альдебрандо из Болоньи. «К выгоде и чести всего христианского мира, — гласила преамбула, — и Римской церкви, патриархата и короны королевства Сирии, и особенно для помощи Святой Иерусалимской Земле, мы, итальянские паломники, основываем с благословения Господня это братство». «Братство итальянцев Святого Духа в Акре», которое, таким образом, определило свою цель, на практике объединяло, под эгидой благочестия, столь дорогого сердцам итальянцев, всех жителей Акры, кто был родом с Апеннинского полуострова, несмотря на их принадлежность к автономным «коммунам». В то же время итальянцы обнародовали свой устав, любопытный образчик обязанностей, которые вменялись членам этого братства, главного института муниципального управления в крупном франкском городе (епископ Акры Жак де Витри ратифицировал этот устав в 1220 г., одновременно войдя в братство Святого Духа). Сначала это были благочестивые обязанности: месса Св. Духа в первое воскресенье каждого месяца, семикратное повторение в день молитвы «Pater» во славу Св. Духа. Затем последовали обязательства взаимопомощи: бедные собратья, заболев, получали от общины шесть денье в день и, если они умирали, она оплачивала их похороны. Попавшие в плен получали для выкупа «шесть денье от каждого собрата, если общественная касса пустовала; если же там что-то было, получали десять сарацинских безантов от общины» и, «после освобождения, четыре денье от каждого из собратьев на еду, чтобы те не были ввергнуты в нищету».

Ректоры должны были оказывать нуждающимся собратьям помощь, улаживать возникавшие конфликты. Те собратья, кто умирал в Сирии, особенно в городах, где существовало община, должны были завещать ему четыре сарацинских безанта (на свои похороны) и свое оружие. Те, кто уплывал за море, должны были завещать пять су и свое оружие, и после их кончины за них двенадцать раз читали «Pater» и вписывали их имена в регистр почивших собратьев. Собратьев, заболевших в Сирии, за общий счет перевозили в больницу, подчиненную общине.

Но эта община и ей подобные организации не ограничивались благотворительными делами. У нее была своя казна, пополняемая за счет входного (двенадцать денье) и ежегодного (два су) взносов, и своя оружейная, где хранили оружие, завещанное умершими собратьями. В случае войны — каждый собрат должен был, по возможности, иметь при себе личное оружие «для защиты Святой Земли, чести братства и своей собственной» — община снабжала оружием тех из своих людей, у кого его не было, и заставляла их воевать под знаменем Святого Духа (vexillum societatis). Член братства, бежавший с поля боя и опозоривший знамя, навсегда изгонялся из общины. В какой-то мере, в «Ассизах», братство уподобляется «линьяжу»: если одного из собратьев убивали, остальные призывали убийцу к ответу на суде.

Видно, какую силу, благодаря своему вооружению и сплоченности, могли представлять собой общины такого рода — существовало «братство Св. Георгия и Белиана», объединявшая сирийских мелькитов, община испанцев, «собратство Св. Якова в Акре», почитавшая апостола из Компостеллы, чьим ректором в 1254 г. был Сальвадор де Дароса, и, без сомнения, братство англичан, собиравшееся в пригороде Монмюзар. Хотя они и клялись почитать короля — в одном тексте 1216 г. говорится об их верности Иоанну де Бриенну — появляется впечатление, что они скорее испытывали патриотизм к Италии или Испании, чем любовь к иерусалимской родине. Будучи политической силой, опасной в случае смуты, братства ознаменовали начало процесса «денационализации» Святой Земли.

Восшествие на Иерусалимский трон Фридриха II только ускорило этот процесс. До этого момента королевская власть все-таки оставалась иерусалимской и государи действовали в интересах королевства и к его вящей выгоде. С Фридрихом иерусалимская политика утратила свой сугубо местный размах. Вовсе не потому, что король руководствовался в своих поступках интересами Святой Земли; наоборот, решения Фридриха были продиктованы его общей политической линией на всем Западе, и соображения, полностью чуждые латинскому Востоку, побуждали этого короля принимать шаги, далеко не всегда своевременные. Это обнаружилось очень быстро: пизанцы, эти вечные бунтари, (что проявилось в 1222 г.), постоянно находившиеся в скверных отношениях с Иерусалимскими королями, в особенности из-за своих дружеских связей с мусульманами, еще раз подверглись санкциям со стороны бальи королевства. Представитель Фридриха, но прежде всего наместник Святой Земли, хитрый и энергичный Томас Аквинский, граф д'Ачерра, отнял у пизанцев Акры их судебную курию и уменьшил их привилегии. Но Пиза была городом, всецело преданным гибеллинам, наиболее надежной опорой политики Гогенштауфенов в Италии: разве императору было важно, что в Иерусалимском королевстве она являлась самой непокорной «коммуной», а ее непомерные привилегии наносили ущерб его восточной короне? В дипломах от 1229 г. Фридрих восстанавливал пизанцев в их старых правах, подтверждал их привилегии в Акре, Тире и Яффе и прибавлял к этому независимую судебную курию и полную свободу торговли в возвращенном Иерусалиме. Напротив, Марсель был изгнан из пределов империи Фридриха: несмотря на экономические интересы королевства, марсельским кораблям запретили появляться в порту Акры.