– Ну, в наши дни это… – я отвлекся, потому что увидел, как Шнайдер выскочил из передней двери «Нагини» и помчался к берегу. – Куда это он?

Под карнизом, на котором мы сидели, появилась Таня Вардани. Она шла куда-то в сторону моря, но походка ее была какой-то странной. На одной поле куртки мерцали синие пятна, показавшиеся смутно знакомыми.

Я поднялся. Увеличил кратность нейрохимического зрения.

Сунь положила ладонь на мое предплечье:

– Что это с…

Это был песок. Влажные пятна бирюзового песка из пещеры. Песок, должно быть, налип, когда…

Тут у Вардани подкосились ноги.

Падение не было грациозным. Ее левая нога подломилась, когда ступила на землю, и Таню развернуло вокруг собственной оси. Я уже спешил вниз, прыгая по намеченным нейрохимией точкам опоры, на каждой из которых можно было продержаться лишь краткое мгновение, необходимое для того, чтобы переместиться на следующую. Я приземлился примерно в ту же секунду, когда Таня упала, и оказался возле нее на пару секунд раньше Шнайдера.

– Я увидел, как она упала, когда выходила из пещеры, – выпалил он, подбегая.

– Давай перенесем ее…

– Со мной все нормально, – перевернувшись на спину, Вардани стряхнула мою руку.

Опершись на локоть, она переводила глаза со Шнайдера на меня. Я вдруг осознал, до чего изможденной она выглядела.

– Все нормально. Спасибо.

– Так что происходит? – спросил я вполголоса.

– Что происходит? – она закашлялась и сплюнула на песок; блеснула кровь. – Я умираю, как и все прочие здешние обитатели. Больше ничего.

– Может, тебе на сегодня завязать с работой? – неуверенно произнес Шнайдер. – Отдохнуть?

Она озадаченно взглянула на него, после чего отвернулась и начала подниматься с песка.

– А, да, – усмехнулась она, распрямляясь. – Забыла сказать. Портал я открыла. Расколола.

На ее растянутых в усмешке губах виднелась кровь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

– Ничего не вижу, – сказал Сутьяди.

Вардани со вздохом подошла к одной из своих консолей. Ее пальцы забегали по панели управления, и один из раздвижных филигранников начал опускаться вниз, пока не оказался между нами и неприступной с виду вершиной марсианской технологической мысли. Пальцы Вардани еще побегали по экрану, и расставленные по углам пещеры лампы вспыхнули синим.

– Вот.

Раздвижной экран окрасил портал в холодные лиловые тона. В новой цветовой схеме стало видно, что его верхний край светится и по нему пробегают яркие вспышки, похожие на вращающиеся биобомбы.

– Это что такое? – спросила за моей спиной Крукшенк.

– Обратный отсчет, – небрежно ответил Шнайдер с видом знатока; ему уже приходилось видеть это раньше. – Верно, Таня?

Вардани слабо улыбнулась и оперлась на консоль.

– Мы практически уверены, что марсиане различали куда больше оттенков синего конца спектра, чем мы. Большая часть их визуальной нотации включает в себя тона ультрафиолетового диапазона, – она прочистила горло. – То, на что мы сейчас смотрим, они могли видеть без вспомогательных средств. А смысл этого сообщения можно примерно перевести как «не подходить».

Я смотрел как завороженный. Световые шары возникали из верхушки шпиля, после чего отделялись от нее и быстро стекали по краям портала к его основанию. Через равные промежутки времени шары вспыхивали, и какая-то их часть при этом перенаправлялась в складки по краям. Трудно было сказать наверняка, но, следя глазами за движением этих отколовшихся вспышек, я начинал думать, что их путь по запутанному лабиринту трещин куда дольше, чем это возможно в трехмерном пространстве.

– Позже станет видно больше, – сказала Вардани. – Частота волны уменьшается по мере того, как до открытия портала остается все меньше времени. Не знаю точно почему.

Сутьяди отвернулся. Его лицо, озаряемое вспышками света, пропущенного через филигранник, выглядело несчастным.

– Сколько это займет?

Вардани подняла руку, указывая на угол консоли, где оттикивали цифры обратного отсчета.

– Около шести часов стандартного. Сейчас уже меньше.

– Господи Самеди, как же красиво, – выдохнула Крукшенк.

Она стояла за моим плечом и, не отрываясь, смотрела на экран. Свет, льющийся на ее лицо, казалось, смыл с него все эмоции, оставив одно лишь изумление.

– Надо бы доставить сюда буй, капитан, – такое выражение на физиономии Хэнда я видел в последний раз, когда застал его врасплох во время обряда. – И пусковую раму, чтобы запустить его внутрь.

Сутьяди отвернулся от портала:

– Крукшенк. Крукшенк!

– Сэр? – лаймонка заморгала и сосредоточила внимание на командире, хотя ее взгляд продолжал то и дело возвращаться к экрану.

– Возвращайтесь на «Нагини» и помогите Хансену подготовить буй для запуска. И скажите Вонгсават, чтобы рассчитала к вечеру траекторию полета. Пусть попробует пробиться сквозь помехи и установить связь с «Клином» в Мэссоне. Пусть проинформирует их о нашем вылете, – он посмотрел на меня. – Не хотелось бы сейчас угодить под огонь своих.

Я взглянул на Хэнда, любопытствуя, как он выкрутится из положения.

Но я беспокоился напрасно.

– Связь пока не устанавливайте, капитан, – так безучастно и рассеянно бросил он, что можно было поклясться, что его внимание целиком поглощено таймером обратного отсчета, однако под небрежностью тона ясно угадывалась стальная непререкаемость приказа. – Пока мы не закончим все наши дела здесь, будем сообщать лишь необходимый минимум информации. Пусть Вонгсават пока просто рассчитает параболу.

Сутьяди дураком не был. Уловив недосказанность, он вопросительно посмотрел на меня.

Я пожал плечами и незамедлительно подкрепил ложь Хэнда. Для чего же, в конце концов, еще нужны посланники?

– Посмотри на это с такой точки зрения, Сутьяди. Если бы они знали, что на борту находишься ты, они бы нас и так наверняка сбили, исключительно чтобы достать тебя.

– «Клин Карреры», – сухо сказал Сутьяди, – не станет так поступать, пока находится на контракте у Картеля.

– А разве не у правительства? – насмешливо фыркнул Шнайдер. – Хэнд, а я-то считал, что эта война – внутреннее дело.

Хэнд бросил на него утомленный взгляд.

– Вонгсават, – сказал Сутьяди в микрофон по каналу общей связи. – Вы меня слышите?

– Так точно.

– А остальные?

В наушнике послышался гул еще четырех голосов. Ответы Хансена и Цзяна были напряженно-энергичными, реплика Депре – лаконичной, а отклик Сунь представлял собой нечто среднее.