Но было уже поздно. Пламя пожирало свою добычу.

Этого Эйла не смогла вынести. Ослепнув от рыданий, она кинулась вниз по склону, в гущу леса. Сердце ее разрывалось от тоски и одиночества. Она мчалась не разбирая дороги, продираясь сквозь заросли, и ветви хлестали ее по лицу, царапали руки и ноги. Ей было все равно. Она угодила в лужу ледяной воды, но не почувствовала, что ноги ее промокли насквозь и онемели от холода. Наконец она споткнулась о поваленное дерево и упала. Растянувшись на промерзлой земле, она молила, чтобы смерть поскорее избавила ее от мучений. У нее ничего не осталось. Клан изгнал ее, те, кого она любила, отвернулись. Ей незачем жить. Они сказали, что она мертва. Так оно и есть.

Эйла была в таком состоянии, что смерти ничего не стоило исполнить ее желание. Забыв обо всем, кроме своего горя и страха, она ничего не пила и не ела с того времени, как вернулась с охоты, то есть больше двух дней. Одета она была кое-как, не по погоде, промокшие ноги ломило от холода. Ослабевшая девочка могла стать легкой добычей любого хищника. Но внутри ее жило чувство более властное, чем жажда смерти. Именно это чувство спасло ее несколько лет назад, когда землетрясение лишило пятилетнего ребенка дома и семьи. Пока Эйла дышала, любовь к жизни пересиливала в ней желание умереть.

Повалившись на землю, девочка поневоле немного отдохнула. Некоторое время она не двигалась, потом собралась с силами и подняла голову. Ее сотрясала дрожь, многочисленные ссадины на ее теле кровоточили. Упав, Эйла уткнулась лицом в мокрые листья. Теперь она облизала губы, почувствовала на языке капельки влаги и осознала, что мучительно хочет пить. Никогда в жизни она не испытывала такой сильной жажды. Журчание воды поблизости заставило ее вскочить на ноги. Припав к ручью, Эйла долго и жадно пила ледяную воду. Наконец она оторвалась от ручья и поднялась. Зубы ее выбивали дробь, ноги закоченели, и каждый шаг причинял ей боль. В голове у нее было легко и пусто. Ходьба немного взбодрила Эйлу, и все же озноб пробирал ее до костей.

Она не знала точно, в какой части леса оказалась, и двинулась, куда глаза глядят. Однако ноги сами понесли ее знакомым путем. Эйла забыла о времени, она не представляла, долго ли идет. Но, вскарабкавшись по крутому склону, она увидела водопад, грохочущий в туманной дымке, и поняла, что местность ей знакома. Редкие хвойные деревья, росшие вперемежку с березами и ивами, расступились, и Эйла очутилась на своем маленьком горном лугу.

Она не была здесь давным-давно. Начав охотиться, она приходила сюда лишь затем, чтобы поупражняться в метании двух камней одновременно. Луг был местом для тренировки, не для охоты. Появлялась ли она здесь нынешним летом, пыталась вспомнить Эйла. Вроде бы нет. Отодвинув толстые, переплетенные между собой ветви орешника, которые надежно закрывали вход в крошечную пещеру, Эйла пролезла внутрь.

Пещера оказалась даже меньше, чем ей представлялось. «Вот она, моя старая меховая подстилка», – отметила про себя Эйла. Она сама тайком принесла ее сюда. Как это было давно! Земляные белки устроили в подстилке гнездо, но, когда Эйла вытащила шкуру наружу и хорошенько встряхнула, выяснилось, что она почти не повреждена. Конечно, от старости подстилка утратила мягкость, но в пещере было сухо, и это предохранило мех от гниения. Эйла завернулась в шкуру и, всем своим продрогшим телом, ощущая приятное тепло, вернулась в пещеру.

Там она обнаружила большой кусок кожи – старую облезшую накидку. Она принесла ее сюда, чтобы набить травой и сделать подушку. «Да ведь тут у меня был еще нож, – припомнила Эйла. – Цел ли он? Я спрятала его где-то поблизости от этого выступа». Заметив в пыли кремневый клинок, Эйла схватила его, обтерла и принялась резать на части кожаную накидку. Скинув с ног промокшую насквозь обувь, она вытащила завязки и продернула их сквозь отверстия в выкроенных кусках кожи. Теперь у нее была новая обувь. Для тепла она набила ее сухой травой, сохранившейся в накидке, а старую разложила сушиться. Покончив с этим, Эйла бросила взгляд вокруг.

«Мне необходим огонь, – вертелось у нее в голове. – Сухая трава послужит хорошей растопкой. – Она сгребла траву в кучу и сложила у одной из стен. – Хорошо, что стены сухие. Можно отколупнуть камешек, чтобы добыть огонь. О, вот моя чашка из коры березы. Она вполне подойдет для добывания огня. Нет, она пригодится для воды. А это что? Корзинка, но совсем прохудилась. А вот и моя старая праща! Я и забыла, что оставила ее здесь. Наверное, тогда я как раз сделала другую, а эту бросила. – Эйла внимательно осмотрела пращу. – Слишком мала, к тому же ее погрызли мыши. Нужна новая». Вдруг Эйла, пронзенная неожиданной мыслью, в оцепенении уставилась на кусок кожи, который все еще держала в руках.

«Меня предали смертельному проклятию вот из-за этой штуки. И теперь я мертва. Но если это так, зачем мне заботиться об огне и оружии? Мертвым ничего не надо. Но мне холодно и хочется есть. Разве мертвецам бывает холодно? Разве их мучает голод? Откуда мне знать, как чувствуют себя мертвецы? Неужели мой дух покинул меня и отправился в иной мир? Сказать по правде, я никогда раньше не замечала, что он со мной. Креб говорит, духи недоступны взору, нам дано лишь говорить с ними, но не видеть их. Почему Креб больше не видит меня? Значит, я и в самом деле мертва? И ни к чему беспокоиться об огне, еде и воде! Но ведь я хочу есть!

Что, если я возьму пращу и добуду себе мяса? Почему бы нет? Меня уже предали смертельному проклятию. Хуже этого ничего быть не может. Только моя старая праща никуда не годится. Из чего бы сделать новую? Остатки накидки не подойдут. Эта кожа слишком жесткая, а мне нужна мягкая и упругая».

Эйла обшарила взглядом пещеру. «Пока у меня нет пращи, мне не убить зверя, из шкуры которого можно сделать новую пращу, – пронеслось у нее в голове. – Где взять подходящую кожу?» Так ничего и не придумав, Эйла в отчаянии опустилась на землю.

Вдруг взгляд ее упал на собственные руки, бессильно лежавшие на коленях, на то, чем были покрыты эти колени. Тут ее осенило. Набедренная повязка! Она из мягкой кожи, и от нее вполне можно отрезать кусок. Обрадованная, Эйла вновь принялась осматривать свое пристанище. «Вот старая палка для выкапывания корней. Надо же, и она здесь. И тарелки из раковин. Как удачно, что они уцелели. Ох, как хочется есть. Если бы тут нашлось что-нибудь съедобное… Как же я забыла, – спохватилась Эйла, – в этом году я не собирала здесь орехи, и на земле вокруг пещеры их наверняка полным-полно».

Эйла не осознавала, что жизнь вновь завладела всеми ее помыслами. Она набрала орехов, принесла в пещеру и до отказа набила свой ввалившийся от голода живот. Потом она размотала кожаную набедренную повязку и вырезала из нее кусок для пращи. Ей не удалось сделать карман для камней, но все же эта праща вполне подходила для охоты.

Никогда прежде Эйле не приходилось охотиться, чтобы добыть себе пропитание. Кролик, которого она выследила на лугу, оказался проворным, но не настолько, чтобы уйти от пущенного камня. Эйла припомнила, что проходила мимо бобровой запруды, и отправилась туда. Как только водяной зверь показался из своей хатки, она метким броском уложила его на месте. На обратном пути она заметила у ручья небольшой серый булыжник. «Этот камень подойдет», – сообразила она. Выковырнув камень из земли, она потащила его с собой. Свою добычу Эйла оставила в пещере, а сама отправилась в лес собирать хворост.