что она добровольно вышла замуж за Марка Лонго, мне было ее жаль. Жаль, что в это мгновение с нами не было моей матери или Джейн. Они бы справились с этим лучше меня.

– Ребекка, сексуальное белье не исправит ваш брак. Ты ведь это и сама прекрасно знаешь, верно?

Она вырвалась от меня.

– Откуда ты знаешь, как исправить брак? Я не вижу вас с Джеком снова вместе, не так ли?

Я затаила дыхание, хотя бы для того, чтобы не ляпнуть первое, что придет мне в голову, и вместо этого задействовала новую Мелани.

– Ты права. У нас с Джеком все еще есть проблемы. И ты, возможно, не захочешь меня слушать. Но я точно знаю одно: несмотря ни на что, мы с Джеком любим друг друга. Мы оба хотим, чтобы все наладилось, и в конечном итоге мы будем вместе. Я также знаю, что ни один из нас никогда не стал бы искать утешения с другим человеком. Это не то, что делает пара, преданная своему браку.

Резкими движениями она вытащила из сумочки розовую салфетку и промокнула глаза.

– Ты ничего не знаешь. Я люблю Марка. И я знаю, что он любит меня. Просто, – она посмотрела на свой живот, – сейчас он не находит меня привлекательной. Вот почему мне нужна вечеринка в сексуальном белье.

Не желая пинать ее, пока она лежала, я не упомянула, что в первый раз, когда Марк ей изменил, она не была беременна. Обернувшись по сторонам, я увидела, как группа туристов замедлила шаг, чтобы посмотреть, как беременная женщина закатывает истерику на тротуаре. Осторожно взяв Ребекку за руку, я повела ее по улице к Чарлстон-плейс и усадила на уединенную скамейку в вестибюле у окна. Из соседней кофейни доносились ароматы кофе, и я поняла, что не смогу вести разговор с Ребеккой на пустой желудок.

– Пойду возьму себе кофе. Могу принести и тебе, без кофеина, конечно?

Ребекка кивнула:

– И вазочку с фруктовым салатом.

Я направилась в кафе, но она окликнула меня:

– Нет, поменяй его на булочки. И шоколадный батончик.

Я вернулась с двумя порциями – не хотела, чтобы Ребекка ела одна. Подождав, пока она откусит первый кусочек круассана, я сказала:

– Не хочу быть прямолинейной, но кому-то это нужно. Будь Марк предан тебе и вашему браку, он бы тебе не изменял.

Ее глаза вновь наполнились слезами.

– Но кто может винить его? Я стала огромная, словно кит!

Я вспомнила, сколько раз Джек говорил мне, что я прекрасна, когда я была беременна близнецами, и к моим глазам подкатились предательские слезы.

– Неправда. Во-первых, твой живот почти не виден. А твои лодыжки даже не опухли.

Она посмотрела на мои ноги и кивнула:

– Слава богу. Я помню, какими огромными были твои. Словно тумбы. Думаю, я должна быть благодарна, что это не наследственное.

– Спасибо, что помнишь, – сказала я. – Но я хочу сказать, что независимо от того, как ты выглядишь, это не причина, чтобы Марк тебе изменял. Ты носишь его ребенка. Уже одно это должно сделать тебя для него самой красивой женщиной в мире. – Я умолкла, пытаясь как-то смягчить свои слова, но поняла: прямолинейность – единственный способ донести до нее мою мысль. – Ребекка, если бы Марк по-настоящему любил тебя, он обрел бы все, что ему нужно, с тобой и твоим ребенком.

Вместо новых слез на ее тонких чертах отразилась мрачная решимость.

– Он просто в замешательстве. Вот и все. И стресс от съемок просто убивает его. Половина съемочной группы уволилась, и несколько продюсеров угрожают уйти из-за вызванных этим задержек. – Она сердито посмотрела на меня. – Не думай, будто я не знаю, что за всем этим стоите вы с Джеком. У нас был договор, помнишь?

– Как я уже сказала Марку и как ты прекрасно знаешь, я не могу контролировать то, что происходит в этом доме. И кроме нескольких случайных сбоев электричества мне больше ни о чем не известно.

– О да, эти «случайные сбои» привели к серьезным задержкам. – Она яростно прожевала свой второй круассан и сделала глоток кофе. – Марк изо всех сил старается молчать об этом, потому что не хочет расстраивать Харви, который уже на полпути к тому, чтобы прекратить съемки. Кэтрин Хейгл только что вышла из проекта, потому что у нее плотный график, чтобы начать свой следующий фильм, и не может участвовать сразу в двух, что на данный момент практически неизбежно, потому что они сильно отстают от графика. Роб Лоу тоже начинает шуметь, что заставляет всех продюсеров нервничать. А без этих двух громких имен весь проект окажется под угрозой.

– Не могу сказать, что сожалею. Зато могу сказать, что я не имею к этому ни малейшего отношения. Джек тоже.

Ребекка взялась разворачивать батончик «Сникерс», раздирая обертку острыми, накрашенными розовым лаком ноготками.

– И эти гадкие статьи в газете. Я вчера за обедом встретила Сьюзи Дорф. Мы мило поболтали.

Я сохраняла нейтральное выражение лица. Ребекка и Сьюзи когда-то вместе работали в газете, так что было логично, что они поддерживали связь. Но все равно я начала нервничать.

– И что она сказала?

– Она сказала мне, что все, что она написала, это полностью ее дело, без какого-либо принуждения со стороны тебя или Джека. – Ребекка поджала губы. – Так я ей и поверила, конечно! – Ее губы растянулись в полуулыбке. – Мы даже хотели было подать на нее в суд за клевету, но все эти негативные отзывы о его книге привели к реальному росту продаж. Магазину пришлось заказать еще три коробки, чтобы удовлетворить возросший спрос.

– Как мило, – сказала я, делая глоток кофе, чтобы смыть кислый привкус во рту. – Я могу только обещать тебе, что я не вкладывала в уста Сьюзи никаких слов. Мы сделали короткое интервью о том, что моя семья пережила за время съемок, но все остальное – результат ее собственных изысканий.

– Я почти могла бы поверить тебе, но… – Она посмотрела на меня настороженными, заплаканными глазами. – Я не должна тебе этого говорить. Марк возненавидел бы меня еще больше. – Она икнула.

Я поборола в себе искушение сказать ей, что если она думает, что муж ее ненавидит, то ее брак в худшем состоянии, чем ей кажется.

– Послушай, Ребекка. Мы же семья, верно? – Я чуть не прикусила язык, говоря это, но я надеялась, что это единственное, что заставит ее выслушать меня. – Я пытаюсь помочь тебе. Я просто предполагаю, что Марк… возможно, не тот человек, кем ты его считаешь. Или не тот