Кран с металлическим каркасом, на котором висела Сабина, служил, видимо, для того, чтобы опускать гидроцикл на воду. Так что сарай был одновременно гаражом и мастерской для водноспортивного инвентаря. Кроме того, Айзнер в неопреновом костюме мог, никем не замеченный, спуститься через люк в воду и нырнуть в озеро. Или незаметно спрятать там что-нибудь другое. Поэтому Сабину уже несколько часов мучил лишь один вопрос: что он собирается с ней сделать?

Прошлой ночью она слышала, как он работал в саду, а затем орудовал чем-то в воде. Вскоре после этого проверил ее наручники и снова пропал на несколько часов.

Лишь на рассвете он заглянул в сарай – в деловом костюме с галстуком, в черной рубашке с запонками и в наполированных ботинках, – чтобы еще раз перепроверить ее наручники. Затем исчез. Видимо, его семинар по продажам продолжался и в субботу. Значит, ей придется ждать еще один бесконечный день, пока он не вернется и она наконец не узнает, что с ней случится.

Даже если Сабина вывернулась бы всем телом в сторону, не обращая внимания на боль в плечевых суставах и опухших запястьях, она все равно не смогла бы дотянуться ногами до стеллажей с инструментами. Далеко от нее стоял и старый гидроцикл с частично снятым мотором. А стучать ботинками по полу, чтобы обратить на себя внимание, – бесполезно, потому что к этому берегу озера никто не приближался, а садовый сарай находился слишком далеко от улицы, парковки и входа в дом. К тому же на протяжении двадцати часов в сарае голосило радио, которое заглушало любые звуки. Сабина даже не могла надеяться на проблемы с электричеством: прибор не был включен в розетку, а работал на батарейках, которые продержатся еще долго, потому что Айзнер поменял их этим утром.

Было пятнадцать часов, и в новостях сказали, что представитель полиции не сообщил ничего нового о расследовании последних убийств в Висбадене и что ближе к вечеру над большей частью земли Гессен ожидается гроза.

В сарае было невыносимо жарко. Пот стекал по спине Сабины и по вискам в глаза. Уже несколько часов ее плечи болели, из-за того что она держала руки над головой, а пальцы то и дело немели, поэтому она постоянно двигала кистями, сжимала и разжимала кулаки. К тому же она ничего не ела и пила только один раз, а несколько часов спустя помочилась в штаны. С тех пор к запаху камыша, воды, древесины, бензина, резины и замасленных инструментов примешивался запах мочи.

Айзнер ее убьет – в этом сомнений не было. Но тогда почему он не сделал этого сразу? Он бросит ее труп в озеро? Или закопает в ближайшем лесу? Вариантов было достаточно. Невольно она подумала о последнем нераскрытом деле Снейдера, о котором он рассказывал своим студентам в университете: о матери, которая якобы закопала свою бесследно пропавшую дочь в лесу рядом с домом, а затем регулярно выступала в ток-шоу, чтобы таким образом отвлечь внимание от собственной вины в смерти ее ребенка.

«Чем сильнее кто-то поднимает шум, чтобы заклеймить позором преступление, – одними и теми же заученными словами, – тем больше такое поведение указывает на собственную вину!» По крайней мере, такова была логика Снейдера.

То и дело у Сабины закрывались глаза, и она засыпала на несколько секунд, пока ее тело не вздрагивало. Хотя у нее сейчас были другие заботы, в полудреме в голове у нее постоянно вертелись слова Снейдера об исчезнувшей девочке. Возможно, это была программа ее мозга на случай чрезвычайной ситуации, которая помогала ей сохранять сознание и ясный ум.

«Тот, кто кричит громче всех, как правило, что-то скрывает».

Сабина распрямилась. Эту теорию можно и переиначить. «Невиновный ведет себя тихо!»

Она невольно подумала о Томасе Хардковски. Его свидетельские показания о той ночи были каждый раз сформулированы немного по-другому, что указывало на то, что он не заучивал никаких текстов. К тому же он двадцать лет не поднимал шума в СМИ из-за своей погибшей в огне семьи. Не давал интервью, не писал в тюрьме биографию и не пытался выступать в ток-шоу. Ничего! Возможно, Харди просто молчун, но если он действительно убил свою семью, то, возможно, все равно обратился бы к общественности и во всеуслышание заявил, что его хотели подставить, – лишь для того, чтобы отвести от себя подозрение. Служба ведомственного контроля уже занималась данным делом, ему нужно было лишь внести свой вклад.

Но он этого не сделал!

А со стоическим спокойствием отсидел свой срок в Бютцове и даже покорно согласился на дополнительные восемнадцать месяцев. Теперь он на свободе. И что же он делает? Он не обращается ни в прессу, ни на телевидение, ни в уголовную полицию или к известным адвокатам. Наоборот. Он не высовывается. Как подводная лодка!

«Я знаю, что ты задумал! Ты самостоятельно ищешь убийцу твоей семьи».

Посторонний звук вывел Сабину из задумчивости. Она посмотрела на радио. Только что начались короткие новости. Было 15.30. Но ее испугал не сигнал радиостанции, а нечто другое. Громкий звук хлопнувшей автомобильной дверцы.

Сабина наклонила голову и прислушалась. Снаружи кто-то был. Она это чувствовала!

Игнорируя мячик во рту, который упирался ей в нёбо, она попыталась сглотнуть. И застонала так громко, как только могла. Одновременно начала стучать ногами по деревянному полу и попыталась ударить наручниками и цепью по крану. Но все это стоило ей большого напряжения, а она знала, что оставшиеся силы понадобятся, чтобы продолжать стоять.

Тут в замке загремел ключ. Сабина затаила дыхание. Дверь со стороны сада со скрипом отворилась. Яркий свет на мгновение ослепил ее, и Сабина зажмурилась. Но все равно пыталась моргать, чтобы разглядеть, кто стоял перед сараем.

Она почувствовала запах дорогого парфюма. Снейдер?

Сабина собралась позвать на помощь, но ее перебил голос мужчины, который она уже очень хорошо знала.

– Скучала по мне?

Это был хриплый голос Франка Айзнера.

Сабина без сил осела.

Айзнер быстро закрыл за собой дверь, запер ее и убрал ключ в карман брюк. Тем самым исключил риск побега.

И направился к Сабине. Айзнер все еще был в костюмных брюках и лакированных туфлях, а вот пиджак и галстук уже снял. Верхние пуговицы его черной рубашки были расстегнуты, и Сабина увидела тяжелую серебряную цепь, волосатую грудь и тренированное тело.

– Я сейчас уберу у тебя изо рта кляп, чтобы мы смогли поговорить. Возможно, тебя стошнит. Попытайся не облевать свою одежду, потому что отмывать тебя я не буду. – Он нащупал кожаный ремешок у нее на затылке. – Ах да, если будешь кричать, я опущу тебя в воду. – Он убрал кляп и с чмокающим звуком вытащил у нее изо рта шарик.

Сабине казалось, что нижняя челюсть треснет в любой момент. К горлу действительно подкатила тошнота. Она сглотнула, набрала побольше воздуха и громко закричала.

– Помогите!

В следующий момент Айзнер снова всунул ей между зубами шарик и затянул кожаный ремешок вокруг головы. На этот раз еще крепче.