Фойритан что-то бормотал, отворачиваясь от нее. Его офис возвышался над станционным ангаром, закрывавшим магистрали, заполненные скоростными «челноками» и шаттлами, которые пересекали процветающую столицу далеко внизу.

— Не нравится мне это. Изменение курса Хета беспокоит меня. Я чувствую, что мы упускаем из вида нечто значительное.

— У нас нет оснований предполагать, что перед нами не то, что нам кажется, а именно: Хет признает, что есть пределы его власти, — сказала Ариэль. — Отро Гариучи все еще самая влиятельная фигура в Альянсе Калдари, и действия Хета этого не изменили.

— Может быть, мы должны пригласить его на конференцию? — издевательски промолвил президент, затем покачал головой. — Нет. Этот шаг должен заставить людей дважды подумать над всей ерундой, которую изрекает Хет. По крайней мере, это касается разумных калдари. Если такие существуют.

— Господин президент, ваш план работает. Мы, правда, заплатим политическим кошмаром, но это не имеет значения, если в результате добьемся приостановки действий Хета и достаточно стабилизируем ситуацию, чтобы мирно вывести галленте с неверного пути.

— Это достаточно высокая цена, — признал Фойритан. — Последствия такого соглашения приведут к экономическому фиаско.

— Если потребуется, мы пройдем по мостику.

— Да, — сказал он, изучая ее резкие, умные черты. — Знаете, Ариэль, я действительно чувствую, что именно мне предстоит проделать этот путь.

Она покачала головой.

— Мы говорили об этом, и вы знаете, что это слишком рискованно. И не из соображений безопасности — я действительно доверяю Гариучи, — но для поддержания вашей репутации. Из-за того, что Хет преуспел в клевете на вас, вам действительно лучше всего держаться подальше от острых проблем. Оставьте это Вадис и ее экономической команде. Они прекрасно справятся.

— Ладно, — согласился он, вставая и потягиваясь. Через несколько часов, когда все закончится, я должен буду иметь дело с сенатором Блэком и прочими подстрекателями, кто думает, что я слишком мягок для Альянса. Будь их воля, они вступили бы в войну.

Ариэль задумчиво поглядывала на него. Он никогда не мог угадать выражения ее лица, не говоря уже о мыслях.

— Господин президент, могу ли я задать гипотетический вопрос… Вы думаете, что мы должны ввязываться в войну? Я знаю, что наши вооруженные силы боеспособны, равно как и враг, с которым мы столкнулись бы на поле битвы. Но мне хотелось бы знать вашу точку зрения.

— Все достаточно ясно, — признался он. — Скажу так: если бы я знал, что могу не допустить капсулиров к участию в конфликте, я определенно выбрал бы войну. Но их потенциальная вовлеченность сильно усложняет дело… Во-первых, мы не могли бы выиграть войну без их поддержки. И во-вторых, мы потеряем больше, чем кто-либо еще, если они решат нам противостоять. Так что мой ответ на ваш вопрос — твердое нет. Легко желать войны, если живешь привилегированной жизнью, подобно большинству из нас здесь, в Федерации. Но все мечты о славе и умозрительное шапкозакидательство развеиваются, как только кого-то убьют. Не знаю, отчего многие продолжают об этом забывать.

— Привет, — сказал Корвин, стоя в дверном проеме. — Как ты?

Яна была в халате, на кухонном столе в ее квартире стояла дымящаяся чашка. Ее лицо светилось молодостью; те несколько пятен, которые он помнил в мельчайших деталях, уже исчезли. Ее темно-рыжие волосы, изначально длинные и густые, выпали; но череп уже закрывали новые, вновь отрастающие взамен прежних. Все еще спортивная, ее фигура выглядела по-другому, не столь крепкой, как раньше. Ему было трудно осознать, что женщина — по крайней мере, телесный образ, — с которой он занимался любовью перед случившимся кошмаром, была мертва, и что этот человек, каждой частицей походящий на оригинал, не был точно тот же самый.

— Я только что сделала чай, — сказала она, повернувшись к нему спиной и скрывшись в глубине помещения. — Хочешь?

— Конечно, — ответил он, изо всех сил стараясь на нее не смотреть. Ее жилье было просторным, стерильным и хорошо приспособленным, но от него веяло холодом.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, лейтенант, — ответила она, наливая кипяток в чашку. — Как прошел допрос?

Корвин не был уверен, надо ли так уж давить на нее. Но он был исключительно любопытен и хотел узнать, что она помнила.

— Комиссия, казалось, была заинтересована, чтобы я согласился с тем, кто, по их мнению, стрелял в нас.

Яна поставила чашку перед ним.

— Что ты им сказал?

— Благодарю, капитан. Я сказал им правду. — Чай был еще слишком горяч, чтобы сделать глоток. — Я рассказал им в точности, что случилось там, настолько точно, насколько сам это помнил. Как твои дела?

— Что ж, отныне я для вас не «капитан», — проговорила она, садясь напротив. Даже с бритой головой, ее лицо было красиво. Но он тосковал по гриве волос, которые текли широкой волной в отсеке невесомости. — Произошла ошибка в моем управлении клоном.

Корвин почувствовал, как в животе все перевернулось.

— Не рассказывай мне…

— Я не могу больше летать на перехватчиках, — сказала она с серьезным видом. — Даже при том, что я помню полет моего «Тараниса» вплоть до того момента, когда меня убили, я понятия не имею, как я управляла им.

— Твой клон справился с управлением при полной нагрузке? — изумленно спросил Корвин. — Во флоте принято считать, что такого никогда не случается!

— Видимо, кто-то вмешался. — Она пожала плечами, отпивая чай. — В этом большая доля моей вины, что я не проверила всего сама.

— Яна, я так сожалею… — сказал он искренне.

— Не надо. Это всего лишь часть работы. Кроме того, — она показала металлический имплантат у основания черепа, — я повторно учусь, как летать в одиночку, раз уж мы говорим. Через несколько дней мой летный статус будет восстановлен, и я вновь получу возможность командовать вами.

— Яна, я должен спросить, — произнес Корвин, не в силах более сдерживать любопытство. — На что это было похоже? Что ты помнишь?

Ее лицо исказилось гневом и негодованием.

— Я помню бесполезность всех усилий… видя, как пушка оставляет пробоины в моем корабле, и неспособность что-то с этим поделать. Я помню, как убеждала тебя спасаться, что ты, очевидно, и сделал. Помню ярость, из-за того что не могу сопротивляться, глядя, как корабль разваливается вокруг меня на куски… а потом почувствовала, что меня куда-то затягивает… словно отбросило назад. Случившееся потрясло меня, помню свои мысли — «вот сейчас-то я узнаю, действительно ли я бессмертна». Потом — яркая вспышка, и это ощущение… Я отчетливо понимала, что за мной наблюдают. Я была уверена в этом… но это продолжалось недолго. Потом была тьма, и голос, спрашивающий, знаю ли я, как меня зовут. Когда я открыла глаза, я была внутри реабилитационной камеры, с этой ужасной стрижкой.