— Кто ты? Ты одета как придворная дама из дворца, но я тебя никогда раньше не видел. А я уж знаю всех тамошних бездельников и бездельниц.

Прежде чем я произнесла хоть слово, старик ответил сам:

— А, ты, наверное, та самая «несравненная Шайса из Чонга», о которой гудит весь Мидон. Я должен был сразу понять это, взглянув на твою керато. Но когда долго имеешь дело с высокими истинами, перестаешь замечать то, что находится у тебя под носом. Ну что ж, спасибо, Шайса, мы еще увидимся.

— Ты придешь на мое выступление, уважаемый мудрец? — удивленно спросила я.

— Выступление? А, выступление, которое с таким нетерпением ждут на пятой террасе… Нет, у меня нет времени на пустяки.

«В таком случае мы вряд ли увидимся», — подумала я, вежливо попрощалась со стариком и пошла дальше.

Мудрецы жили в кельях, многие из которых, наверное, были настоящими пещерами. Во всяком случае, склон горы, служившей им домом, оставался таким же, как в ту пору, когда люди еще не пришли в эти края. Даже хиленькие горные сосенки молодой порослью карабкались по камням, пуская мощные корни в трещины, куда ветер занес издалека немного земли. На второй террасе все было не так. Здесь жил цвет аристократического Мидона. Многие из обитателей второй террасы имели допуск наверх. Здесь каждый украшал свое жилище так, чтобы сосед позавидовал и постарался сделать свой дом еще красивее и дороже. Плиты из первосортного мрамора, ажурные арки, колонны, не уступавшие дворцовым, статуи из полупрозрачных опаловых глыб… На одной из дверей имя владельца было выложено настоящими рубинами. А почему бы и нет? Люди из простонародья не бывали здесь, поэтому нечего было опасаться воровства.

Моих друзей поселили в «доме с беломраморным крыльцом», как объяснил мне Атони. Я без труда отыскала это крыльцо: похоже, что оно было вырезано из цельного куска белого мрамора с тончайшими розовыми прожилками. Столбики, перила и навес казались ажурными из-за искусной резьбы.

Виса первая, почуяв знакомый запах, взбежала по ступеням, и скоро я услышала ее приветственное мяуканье. Оказывается, ей удалось каким-то образом проскользнуть мимо важного, разодетого в пух и прах дворецкого, благоухающего, как цветочный букет. Когда он преградил мне дорогу, его лицо выразило неприступную суровость. Однако, взглянув на меня и на Вису, он быстро сообразил, с кем имеет дело — «высокие истины» не отвлекали его от действительности. Сопровождаемая его бесконечными поклонами, я вслед за Висой прошла в покои, где расположились мои друзья.

К моему удивлению, я застала только Готто. Он валялся на лежанке, задрав ноги в сапогах прямо на настенный ковер. Вокруг него были разбросаны книжки; некоторые были раскрыты и лежали страницами вниз — в храме нас ругали за такое обращение с книгами, так как от этого портится переплет. Рядом с лежанкой на полу стоял поднос, залитый, судя по запаху, вином, которое еще оставалось на дне бокала из темно-зеленого стекла. Когда Готто повернулся ко мне, я увидела, что он пьян.

— А, несравненная Шайса, — приветствовал он меня, взмахнув рукой. — И ее четвероногая помощница из неизвестной породы кошачьих! Так, кажется, приветствуют тебя в Мидоне? Великолепная шубка.

— Здравствуй, Готто. А где все остальные?

— А кто тебя интересует? У Чи-Гоана свои дела в нижних террасах, а Рейдан отправился вместе с ним. Он сказал, что не может больше видеть мою пьяную рожу. Так дословно и сказал. А я вот лежу здесь… Здесь прекрасная библиотека. И неплохой винный погреб. Фу, Виса, не дыши мне в лицо.

— Вы что, поссорились? — насторожилась я.

— Что-то вроде того. Скорее, поспорили. Я сказал ему, что мы оба остались в дураках, а он сказал, что дурак — это я, и ушел.

— Бес тебя побери, Готто! — разозлилась я. — Ты можешь говорить яснее?

— На самом деле, несравненная Шайса, ясность можешь внести только ты. Так ты выходишь замуж за высочайшего герцога Фэди или просто становишься его любовницей? Собственно, этот вопрос мы и не смогли решить.

— Что за ерунду ты говоришь? — холодно спросила я, чувствуя, что предательски краснею.

— Это не я говорю, — Готто сладко потянулся и сел на лежанке. Он смотрел на меня с откровенной издевкой. — Это весь Мидон говорит со вчерашнего вечера. Эта, как ее — высокая дама Джениси — поздно вечером навещала своих сестер, а те тут же побежали по подругам. Можешь мне поверить, ночью никто не спал.

Мне хотелось кричать и топать ногой. Ведь ничего не было, ведь я ушла! Но гордость победила ярость. Я ничего не ответила Готто, который, казалось, получал удовольствие оттого, что дразнил меня. Надо было найти Рейдана.

— А как дела у Чи-Гоана на нижних террасах? Нашел он свою Роут? — спросила я как ни в чем не бывало.

— Он нашел ее родителей. Оказалось, что он опоздал месяца на два. У ее сестры здесь, в Мидоне, появился жених. Как-то летом они втроем отправились кататься на лодке по морю. Удивительная беспечность! Увидев вдали корабль, они не почуяли опасности. И только когда с корабля спустили три шлюпки, сообразили, что пора грести к берегу. Ачуррские пираты догнали их почти на отмели. Парня убили, а Роут и ее сестру уволокли с собой. И все это на глазах у мидонской стражи. Естественно никто из них не шелохнулся: все ведь происходило за пределами их драгоценного Мидона. Молодежь сама была виновата: надо было сидеть тихонько по своим норам, а не морские прогулки устраивать.

Последние слова Готто я дослушала, уже выбегая из комнаты. Я едва успела отметить про себя, что Готто гораздо больше расстроен случившимся, чем пытался показать. Только на улице я сообразила, что не знаю, на какой именно из восьми «нижних террас» живет семья Роут. Я помнила только из рассказа Чи-Гоана, что отца Роут звали Вант и он был кузнецом. Между тем люди выходили на улицу поглазеть на меня. Местные аристократы мало чем отличались от крестьян, которые толпами валили на мои выступления в прибрежных деревнях. Если для обитателей Поднебесного дворца я хотя бы была живым человеком из плоти и крови, то для жителей второй террасы я была просто диковинкой, да еще и со скандальной сплетней вокруг себя. Но, по крайней мере, здешний народ был достаточно воспитан, чтобы не показывать на меня пальцем.

Я с обворожительной улыбкой, которой научилась, глядя на высоких дам Поднебесного дворца, подошла к трем мужчинам и поинтересовалась, где в Мидоне я смогу найти кузнеца. Те переглянулись, видимо, удивленные моим вопросом.

— Все ремесленники живут на десятой террасе, несравненная Шайса, — ответил один.

— Неужели в Поднебесном дворце слуги так ленивы, что некому спуститься за кузнецом? — кокетливо удивился другой.

— Я мог бы отправить вниз своего слугу, — предложил третий.

Я все с той же улыбкой поблагодарила мужчин и бегом, метя снег шлейфом платья, бросилась туда, где виднелись ворота, ведущие в тоннель. К счастью, у местной стражи оказались лошади. Когда я явилась к ним пешком и попросила коня, чтобы спуститься вниз, они удивились, но ничего не стали спрашивать. Я спустилась сверху, а они привыкли выполнять причуды высоких дам и кавалеров. Мне помогли усесться на низкорослого, но злобного вороного коня. Всю дорогу конь ржал, взмахивал короткой гривой и норовил прижаться к стенке, чтобы раздавить меня или Вису, красиво стелющуюся в беге по туннелю. Меня не удивил его характер: вместо того, чтобы скакать по солнечным лугам, он проводил свою жизнь в подземных перегонах между террасами. Но он быстро домчал меня до искомых ворот, и, с облегчением бросив поводья на руки стражникам, я вышла на открытый воздух.