Потом он встречался в час, в три и в пять, забывая даже о еде. К большому огорчению гостеприимных хозяев.

Он прилетел в Нью-Йорк из Парижа в пятницу, поздно ночью. От души поблагодарив капитана экипажа и его коллег, которые летали с ним по всей Европе.

Юджиния уже находилась в отеле. Она спала, а рядом с ней дежурила специальная медсестра, присланная доктором Мортоном из госпиталя. Она тихо встала и вышла в столовую.

— Доктор просил позвонить вас сразу же, невзирая на время.

Было три часа ночи. Александр отпустил ее, снял пиджак и набрал номер телефона. Они проговорили час.

Ложиться уже не имело смысла, и Александр стоял в гостиной у распахнутого окна и смотрел сверху на Центральный парк. Под восходящим солнцем блеснула поверхность маленького озера… Мальчик так не узнал, куда деваются на зиму утки.

Он любил и этого мальчика, и этот роман.

В восемь утра Александр осторожно разбудил Юджинию. Она радостно спросонья обняла его.

— Мой любимый, ты вернулся. Тебе не страшно было лететь одному? Без меня?

Он невольно улыбнулся, столько забот сквозило в ее словах. Столько ласки.

— Очень страшно. Но я думал о тебе.

Она обняла слабыми руками его шею. Он ужаснулся ее кругам под глазам-и, похудевшему лицу. Хотя сознавал, что корежащая американская химиотерапия способна угробить и слона, не только хрупкое создание. Он знал, что швейцарские таблетки не начнут так быстро действовать, но верил почему-то в них — как в Библию.

— Как ты спала эти дни? — спросил он озабоченно.

— Не очень хорошо, — призналась она. — Я никогда не была без тебя так долго. Целых пять дней…

Он поцеловал ее шею, плечи, бедра и спросил, помочь ли ей одеться. Да, кивнула она.

— Раньше ты помогал мне раздеться, теперь ты помогаешь мне одеться, — грустно сказала она. Потом улыбнулась: — А что приятней?

— Мне приятно и то и другое.

— Честно?! — Она уже радовалась.

— Говорю самую что ни на есть правду.

— Правду-правду?

— Да, конечно. — Он не понимал.

— Тогда ты можешь раздеть меня опять. Я хочу — доставить тебе приятное…

Они полетели на два часа позже и к обеду вошли в дом на свою половину. Он заставил ее в кровати что-то поесть и выпить стакан сока — с таблетками. Он привез два чемодана препаратов для нее, которых хватило бы на год.

Мистер Нилл прилетал к вечеру. Он решил не ехать встречать лично и послал шофера с лимузином.

Он сидел в своем кабинете за письменным столом, заботливо выбранным Юджинией, и думал, думал, думал. Разве мог он представить, о чем будет думать за этим письменным столом… Но он не собирался сдаваться, даже если бы все доктора сказали: «конец».

Он посмотрел в энциклопедический словарь: «Лейкемия — греч. Leukos белый + haima кровь». А также: «лейкоциты — греч. leukos белый + kytos — белые кровяные тельца, бесцветные клетки крови человека, способные захватывать и побеждать бактерии и инородные тела».

Александр собирался забрать ее из рук доктора Мортона — максимум через две недели. Он не мог смотреть на то, что они делают с ней. От его прекрасной любимой оставалась исхудавшая былинка. Тем более все европейские светила, посмотрев бумаги и рентгены, сказали, что это без толку. Он хотел отвезти ее в специальную клинику в Швейцарию. Но до этого он хотел, чтобы американское светило — доктор Мортон — остановил страшный процесс и повлиял на количество лейкоцитов, способных бороться с болезнью, в драгоценной для него крови Юджинии.

По каким-то отдаленным звукам Александр понял, что мистер и миссис Нилл прибыли.

Не прошло и часа, как Дайана, поднявшаяся в кабинет, сообщила, что мистер Нилл вызывает его в свой кабинет.

Как будто под тяжестью пудовых гирь Александр встал и, механически переставляя ноги, пошел.

Мистер Нилл сидел в своем кресле, слегка загоревший, с гладко причесанными волосами.

Александру вдруг стало страшно. По-детски невыносимо, ужасно страшно. Спазм свел его горло. Он не мог сказать ни одного слова, даже «здравствуйте». Лишь протянул руку. Мистер Нилл, не заметив протянутой руки, встал из кресла.

— Юджиния спит, поэтому я решил сначала поговорить с вами.

Только теперь он заметил, что мистер Нилл невероятно сдерживался.

«Неужели он знает…» — как током прошибло Александра.

Мистер Нилл негодовал:

— Мне сказали, что вы дали пощечину моей дочери!.. Вы в своем уме?!

Александр оцепенело молчал. Мистер Нилл сорвался с нормального голоса на страшный шепот:

— Я испепелю вас. Александр как онемел.

— Отвечать! Отвечайте мне! Почему? — вскричал страшный голос.

Сделав усилие, Александр сказал:

— Ей категорически нельзя пить.

— Почему?

— Она больна.

— Что с ней случилось?

— Она принимает большое количество антибиотиков…

— Почему?

Александр силился выговорить хоть на каком-нибудь языке то, что должен был сказать.

— …чтобы подавить рост лейкемических клеток…

— Лей-ке-ми-че-ских кле-ток, — по слогам выговорил мистер Нилл. Не понимая, не осознавая. — Рассказывайте.

И тут Александр, не выдержав, сказал, какое у Юджинии заболевание.

— Что вы сделали?

Александр рассказал: про Бостон, Нью-Йорк, антибиотики, швейцарские лекарства. И последние консилиумы.

Мистер Нилл медленно опустился в кресло.

— Кто ее врач?

— Доктор Мортон. Он хочет начать лечение облучением через две недели.

Мистер Нилл был спокоен, и вдруг Александр увидел невероятное: как волосы на его висках стали покрываться инеем.

Страшная тишина распалась в кабинете.

И только потрескивание каких-то элементов, как сверчков, шелестело, шурша, в воздухе.

Мистер Нилл стал вспоминать свою маму… и отогнал воспоминания.

Он все еще был в сидячем нокауте, но постепенно приходил в себя. Изменившийся невероятно голос спросил:

— Вы сделали все, что было в силах нашей семьи?

— Лучше, если вам завтра расскажут доктора, вы им будете звонить.

Мистер Нилл собрал все усилия своего властного организма, прежде чем произнес:

— Я… прошу у вас… прощения — за начало нашего разговора.

Александр кивнул. Он не мог поверить, что этот монумент нашел в себе силы — извиниться перед ним.

— Хотя это не метод. Воспитания… Я сочувствую вам так же глубоко, — продолжал он, — как сочувствую себе. Могу я увидеть свою дочь?