В приближающееся воскресенье они улетали в Швейцарию. За неделю Юджиния оправилась и относительно пришла в себя. Она даже спустилась в субботу к семейному обеду. Святой ритуал, который никогда не нарушался, за исключением дней болезни Юджинии. Ее болезнь была трагедией всего дома.

Они летели на специально оборудованном самолете, по особому заказу мистера Нилла. Последний настоял, чтобы их сопровождал его личный врач, который будет наблюдать за общим состоянием Юджинии. И как Александр ни объяснял, что это произведет нервирующее впечатление на швейцарских врачей-специалистов, все было без толку.

Клиника заболеваний крови находилась в предместье Цюриха, в маленьком городке Бадене. Александр подумал почему-то, что Достоевский играл в рулетку в Баден-Бадене. Но тот городок был в старой феодальной Германии, а не в современной Швейцарии. Но, видимо, названия имели какую-то смысловую связь. (Лексическую. Семантическую. Этнографическую. Синтаксическую.)

Его встретили два лучших доктора, специалисты по раку, с которыми он был уже знаком.

Начался самый долгий консилиум в жизни Юджинии: ее обследовали семь часов. Александр нечаянно заснул, свернувшись в кресле, — из-за разницы во времени. Он был лишь человек. Александр не мог спать, летая в самолетах.

И проснулся только тогда, когда почувствовал, что ее падающие волосы касались его щеки.

— Милый, ты устал? Я прошу прощения, что так долго. Похоже, врачи одинаковы по обе стороны океана.

— Это комплимент, — улыбнулся Александр врачам, стоящим позади Юджинии, как стража.

— Тебе делали пункцию?

— Кажется.

— Было очень больно?

— Ничего страшного. Я волновалась за тебя и надеялась, что ты пойдешь отдыхать. Ты и так со мной измучился.

— Нет еще, но надеюсь.

— Когда?

— Ночью…

Она мягко улыбнулась.

— Это сладкие муки.

— Я согласен быть обреченным на них. Швейцарцы вряд ли понимали, о чем, о каких муках шел разговор между супругами.

— Они кладут меня в клинику завтра. А как же Европа?

— И что же ты сделала?

— Попросила, чтобы в палату поставили вторую кровать… — Она подмигнула ему слегка.

Он был рад, что у нее приподнялось настроение.

— Ты, я смотрю, собираешься погулять в клинике.

— Ты обещал, что мы будем отдыхать.

— Еще как! — поднялся он и заключил ее в объятия.

Их ожидали завтра в девять утра и просили Юджинию не завтракать.

Они вышли из клиники на маленькую чистую улицу. Совсем как в Европе, подумал Александр и вспомнил, что он в Европе. И полной грудью вздохнул дурманящий швейцарский воздух.

В городишке была всего одна достойная гостиница под названием «Галльский Петух». Александр не мог понять, какое отношение имеет галльский и какое отношение имеет петух к швейцарскому городку. Отель был маленький, но очень чистый и уютный. И безумно дорогой. Складывалось впечатление, что они были вообще одни в отеле, — такая стояла тишина. Александр снял самый большой номер и теперь безуспешно пытался уложить Юджинию отдыхать в огромную двуспальную кровать. Она не сдавалась, но согласилась… быть приглашенной на обед. В компенсацию, если она отдохнет.

Они спустились в ресторан-бар отеля.

— Ты будешь пить? — спросила Юджиния.

— Нет, — ответил Александр.

— Что случилось?

— Ты чувствуешь себя лучше, и у меня нет нужды.

— Слава богу, — сказала Юджиния и подставила ему свои губы.

Он поцеловал, потом еще, потом снова. Снова и еще; так они целовались, пока возникший метрдотель, вежливо кашлянув, не спросил, где им будет угодно сидеть.

Вернувшись в номер, Юджиния, обессиленная от всего и выдохнувшаяся, сразу заснула. Александр поставил большой стакан сока манго на ее тумбочку и стал аккуратно отсчитывать таблетки, которые она должна была принять на ночь. Пока — жизнь продолжалась.

Спустя пару недель — воздух ли, лекарства — здоровье Юджинии стало улучшаться, что укрепило Александра в правильности выбранного решения. И он перестал терзать свою душу на какое-то время. Вид Юджинии начал постепенно приближаться к тому, как она выглядела в прошлом. На щеках появилась жизнь, в глазах искры, на лице — улыбка, расправился прекрасный лоб. Конечно, кожа, грудь и прочее изменились, но Александр был счастлив, что они могут совершать короткие прогулки на таком целебном воздухе и даже подойти к горе. И вскарабкаться взглядом наверх, фантазируя, что там вверху — за облаками. И выше. Он не знал, что очень скоро ему придется жить в горах.

Так продолжалось недолго. Очередные лабораторные анализы Юджинии показали огромное увеличение в крови белых кровяных телец, которые росли и множились катастрофически. И каждодневные анализы показывали, что количество их превращалось в лавину. Видимо, американская химиотерапия окончательно перестала действовать и приостанавливать похожий на снежный обвал процесс.

Юджиния начала высыхать, отказываться от еды, впадать в забытье; поднялась, подпрыгнув, высокая температура и не падала. Швейцарские доктора, к которым он проникся уважением даже за три недели хорошей жизни, подаренной Юджинии, отводили глаза в сторону, неловко отворачиваясь. Все понимали, что происходит.

Юджиния стала ощущать сильную боль, и Александр попросил ей делать обезболивающие уколы.

К вечеру на специальном самолете прилетел мистер Нилл. Александр встретился с ним в отеле. В их номере с Юджинией. Перед ним сидел совершенно седой джентльмен, иссохший от горя. Глаза которого смотрели на платье Юджинии и не понимали. Ничего не понимали. Почему? За что? Отчего его дочь?

— Как себя чувствует моя дочь? — спросил глухой голос, от звука которого Александр вздрогнул.

Он не мог утешать ее отца, он сказал правду. Плечи мистера Нилла передернулись. Глаза с большим трудом остановились на Александре, которого он считал виной всему. Кто-то должен был быть виноват. И, собравшись с силами, голос из глухого подземелья произнес:

— Что теперь? Куда?..

— Тибет, Китай, Индия. И все другие уголки, места, точки, где есть хоть один пророк, инок, лекарь, отшельник, целитель, заговорщик, который поможет спасти Юджинию.

Мистер Нилл сидел в полном нокауте, ничего не понимая. Отказываясь понимать или сознавать, что он, и все, что он имеет, — его магнатная империя, — и все капиталы мира — бессильны перед заболеванием «рак».

И только четверть века привычки, дисциплины, самовоспитания и режима заставили его составить и вытолкнуть из себя необходимую фразу:

— Я дам вам самолет и буду прилетать в каждую страну, где вы будете находиться больше недели.

— Благодарю вас, — сказал Александр.