Рука Клуиз опустилась на его кисть.

— Ничего страшного. Я привыкла. Александр сначала не понял. Он мигнул бармену.

И только тут до него дошло:

— Вы становитесь весьма наблюдательной.

— Учусь у своих молодых родственников.

— Это кто же?

— Это вы.

— Я не думал, что у меня чему-то можно учиться.

— И очень многому. Я все не дождусь… когда… Он взял новый налитый бокал, не расслышав последнюю фразу.

Она мягко и заботливо посмотрела на него.

— Ты должен бросить это.

— Что это?

— Пить.

— Кто так сказал?

— Никто. Я прошу тебя, Саша…

Он опять вздрогнул — от ласковости в интонации.

— Зачем это нужно?

— Обезболивает. И смягчает.

— Я все понимаю, милый. Я знаю, как тебе больно, как все разрывается внутри. Поэтому я хочу тебе помочь.

Она обняла его неожиданно за плечи. Он опустился лицом — ей в ключицу.

В мозгах било: остротекущая лейкемия. Смерть в течение нескольких месяцев. Эффективного лечения нет. Тринадцать заболеваний на сто тысяч человек в Америке. Английская аббревиатура лейкемии: A.L.L. — у детей и юношества.

Клуиз мягко гладила его воспаленную голову. Изредка касаясь губами кроны волос.

— Тебе нужно есть, ты совсем исхудал. Ты пойдешь сегодня с нами на обед. Я прошу тебя.

Он отклонился, не понимая. Никто не знал, что у него было полнейшее неприятие пищи организмом. И единственное, что он мог глотать, — алкоголь.

К ночи он вошел в палату Юджинии, в воздухе еще витал запах одеколона мистера Нилла. Юджиния, забывшись, спала. За исключением бессильного ночника, в палате было мрачно-темно.

Склеп, подумал Александр — и утвердился в своем желании забрать ее отсюда как можно скорей.

Швейцарская клиника представлялась как спасение от всех бед. Хотя постепенно в его голове, невольно, бессознательно, начинало оседать: что спасения нет…

Он проклял эти мысли, отогнав их. Прочь.

Всю ночь он провел у изголовья Юджинии. Не сомкнув глаз: он принял решение.

Поэтому, когда на следующей неделе доктор Мортон возвестил, что они начинают облучать Юджинию, он сообщил, что забирает ее из госпиталя.

Доктор Мортон потерял дар речи на мгновение. Потом, справившись, спросил:

— Куда?..

— Я сообщу вам позже и позвоню. Я буду с вами консультироваться, если вы…

— Да, конечно, я всегда к вашим услугам. Не забывайте: ей нужен абсолютный покой, постельный режим, она сильно ослабла, никаких волнений или напряжений.

— Я позабочусь, — сказал Александр и встал.

— Вы не боитесь, что совершаете ошибку…

— Я уже сделал одну ошибку: что не забрал ее болезнь себе.

Доктор оценил смелость молодого человека. Понимая, что это значит.

Он боялся этого молодого человека и его максималистских решений.

— Значит, мы видим Юджинию последнюю неделю?..

— Значит, так.

Они внимательно посмотрели друг на друга. И что-то возникло и исчезло между ними.

— Она очень мужественная девочка, — сказал муж в белом халате.

— Она уникальная девочка, — сказал мужчина в костюме, — таких в мире нет.

Они откланялись, не пожав друг другу руки.

Он зашел в часовой магазин на углу Мэдисон и 53-й и купил лучшие швейцарские золотые часы. Доктору — в подарок.

В пятницу он забрал свою Юджинию, свое сокровище, из больницы. И в субботу они летели, возвращаясь, в самолете вчетвером.

Швейцарские таблетки — о, чудо! — начали помогать Юджинии: она порозовела, стала с помощью мужа вставать с кровати и даже хоть без аппетита, но есть. До этого только просьбы Александра могли заставить ее что-либо съесть. Организм Юджинии был перенасыщен антибиотиками и химическими растворами.

К вечеру они остались вдвоем.

— Милый, я так хочу тебя обнять, но у меня стали совсем слабые руки.

— Ничего страшного, ты поправишься, и все пройдет. — Он кормил ее сам — таблетками-драже с ладони.

Она влюбленно смотрела на него, послушно глотая. Хотя не любила таблетки. Так же, как и он.

— А пока — я тебя буду обнимать, постоянно и все время. Если ты не возражаешь, конечно…

— Я не возражаю! — встрепенулась она. Слабая улыбка коснулась зовущих губ. — И если ты меня обнимешь, я тебе покажу, со всей оставшейся силой, как я не возражаю.

Он обнял ее, аккуратно, боясь сжать или придавить увеличенные лимфатические узлы. Она прижалась грудью к его плечу и щеке. Она зашептала ему на ухо:

— О тебе совсем никто не заботятся. Я оказалась плохая жена, я все время болею.

— Не говори так, Юджиния. Я люблю тебя, совершенно безумно. И ты делаешь мне больно, когда говоришь так.

— Это правда? — Она обрадовалась. — И ты не разлюбишь меня, потому что я…

— Юджиния… опять!

— Прости, я не хотела… Я просто не смогу жить — без тебя… Ты мне нужен как воздух.

Их губы слились. И он, забывшись, сжал ее плечи.

— Еще, еще, — шептала она.

Так сладко шептала она… Она, она, она… Придя в себя — она спросила нежно:

— Куда ты меня везешь, мой любимый? Он уже не удивлялся, что она знала.

— Я покажу тебе Европу, и ты отдохнешь немножко после этих… двух месяцев.

— Ты будешь мне покупать чоколачино?

— Все, что ты пожелаешь, Юджиния.

— А если я пожелаю тебя…

— В любое время дня и ночи.

— Сейчас…

— Юджиния, мы только…

— Хочу…

Он взял ее мягко, но в этой мягкости была своя властность, которую она обожала. И могла лежать и нежиться в его объятиях — без конца. Она никогда не хотела, чтобы это кончалось. И каждый следующий раз обожала все больше и больше. Она молилась на него — про себя. Он был прекрасный и яростный мир — для нее. Он был ее любовь. Безумная и безумнейшая — в этом мире.

Когда он раскрывал свои объятия и она попадала в них, она забывала все на свете: кто она, где она и что с нею происходит. А происходило с ней прекрасное — она была влюблена. Первый и последний раз в жизни. Редкое чувство, которое дается Богом считанному количеству людей.

Не нам, к сожалению. А может быть, вам.

Прошла тихая, безмолвная неделя, в доме все словно вымерло — говорили шепотом. Клуиз часто поднималась и сидела с Юджинией. О чем они говорили, Александр не знал. Так как сидел в библиотеке, обложенный старыми книгами и последними новинками, набираясь познаний из различных областей медицины. Медицина была такое же ремесло, как…