– Да, сэр. Мистер Джеймс продиктовал мне по буквам. Представьте, я никогда не видел, чтобы он сам что-то писал.

– А когда вы ходили в «Брукс» за билетом?

– Как будто во вторник, сэр. До того как он ушел.

Маллет снял трубку внутреннего телефона и сказал:

– Срочно направьте запрос в Париж. Попросите их оказать нам любезность – выяснить, не остановился ли в гостинице «Дю Плесси» в субботу утром кто-нибудь, чьи приметы совпадают с внешностью Джеймса. А теперь расскажите мне о мистере Джеймсе, – обратился он к Крэбтри.

То, что смог выдавить из себя Крэбтри, немного разочаровывало. Лучше будет обратиться к докладной записке, составленной Маллетом после беседы.

«Описание Джеймса, данное Крэбтри, – говорилось в докладной, – малоконкретное, но во многом совпадает с описанием Харпера. Похоже, он редко виделся со своим работодателем. В его обязанности входило убираться в комнатах и готовить завтрак – Джеймс обедал и ужинал вне дома. По словам К., он был нетребовательным человеком, присутствия женщин в доме не терпел. Отказался от услуг приходящей уборщицы. К. был моряком и справлялся с любой работой. Обычно он приходил в семь тридцать утра и грел воду для бритья, которую оставлял у двери спальни. Джеймс всегда запирал ее на замок. К. никогда не входил туда, пока Джеймс не встанет и не оденется».

На этом месте Маллет перестал писать и подчеркнул жирной чертой две последние фразы.

«Джеймс завтракал в восемь тридцать и обычно выходил из дома в девять – полдесятого. Он всегда ходил с небольшим портфелем или чемоданом (см. показания Роуча). К. заканчивал работу утром и виделся с ним только на следующее утро. Иногда Джеймс говорил, что не придет домой вечером, и утром К. обнаруживал, что комната пуста. Он не может точно сказать, как часто такое случалось, но предполагает, что могло быть два или три раза в неделю. Он твердо убежден, что его работа не была обременительной. Джеймс никогда не разбрасывал свои вещи. К нему никто не приходил, насколько К. знает, и он не смог узнать Баллантайна на предъявленной ему фотографии».

На этом докладная заканчивалась, но беседа продолжалась. Кое-что еще произошло между инспектором и Крэбтри, что не было отражено в докладной, но запечатлелось в цепкой памяти Маллета.

Когда Крэбтри подошел к концу своего рассказа, преподнесенного с подкупающей откровенностью, инспектор сказал:

– Остались две вещи, которые я хотел бы уточнить. Где вы останавливались в Спелсборо в пятницу ночью?

Крэбтри покачал головой, и в его глазах появилось недоверие.

– Этого я не могу сказать, – произнес он. – Там есть одна вдовушка, ясно? И я не хочу, чтобы моя старуха услышала об этом.

– Вы понимаете, – настаивал Маллет, – для вас это может быть важно, чтобы доказать, где вы были в пятницу ночью.

Крэбтри насупился.

– Я этого не скажу, и все тут, – проворчал он.

Маллет не стал упорствовать.

– И последний вопрос. Как вы получили эту работу у Джеймса?

Крэбтри ответил достаточно охотно, хотя от его дружелюбия не осталось и следа.

– Мистер Харпер спросил, не хочу ли я взяться за нее, и я согласился.

– Это не тот ли мистер Харпер из «Инглвуд, Браун и компания»?

– Он самый.

– Так вы его знаете?

– Знаю его? – переспросил Крэбтри. – Конечно, знаю. Не я ли учил его, как управлять яликом, когда был жив его отец? До того, как он потерял все деньги?

– Он потерял деньги, когда лопнул банк? – наугад спросил Маллет.

– Точно – «Фэншоу банк». Все тогда пошло прахом – дом, лошади, даже яхта. Вот трагедия-то была, начальник, – продолжил он. Глаза его потускнели от воспоминаний. – Гоночная красавица яхточка, каких я никогда не видел. Ее купил парень с Клайда[15], он ее и загубил. Спилил мачты, поднял фальшборт, теперь это обычный прогулочный семейный баркас. Плакать хочется.

– Вы слышали, чтобы молодой мистер Харпер когда-нибудь упоминал имя Баллантайна? – неожиданно спросил Маллет.

Крэбтри, погруженный в воспоминания, вздрогнул и вернулся к реальности.

– Этого?… – воскликнул он. – Кажется…

Но потом, словно спохватившись, по-детски неумело попытался схитрить:

– Как, вы говорите, его зовут, сэр? Баллантайн? Сроду не слышал, чтобы он упоминал это имя.

И для большей выразительности, делая ударение на каждом слове, повторил:

– Нет, сэр! Не упоминал! Никогда!

Среда, 18 ноября

Покончив с долго откладывавшимся обедом и запив его пинтой горького пива, Маллет почувствовал себя лучше. Слава богу, размышлял он, попыхивая сигаретой, что у него хорошее пищеварение. Никакой детектив, если судить по его опыту, не справлялся бы с работой, будь он не в ладах с желудком. Люди больше всего гордятся качествами, за которые должны быть благодарны природе, а не собственным стараниям, но Маллет был доволен собой, совершая непродолжительную послеобеденную прогулку в Сент-Джеймском парке. Для Лондона это был идеальный ноябрьский день. Над деревьями с облетевшей листвой раскинулось ясное светло-синее небо; дул бодрящий, но нехолодный ветерок. Маллет прохаживался по дорожкам, глубоко вдыхая зимний воздух и наслаждаясь отличным самочувствием. Но когда тебя мучает некий вопрос первостепенной важности, он будет напоминать о себе везде и всюду, и любой аспект, каким бы далеким от него ни был, в результате работы сознания снова возникнет в той или иной связи с тем, что ты считаешь для себя главным. Маллет вдруг остановился, повернулся на каблуках и рассеянно посмотрел на озеро.

– Ага, пищеварение! – обратился он не обращавшим на него внимания пеликанам. – Что сказал Харпер? Полный, с худым лицом, словно у него плохое пищеварение? Что-то в этом роде. Но Крэбтри утверждал, что Джеймс нетребовательный человек. Стряпал Крэбтри, как я думаю, на скорую руку, а он ел охотно. Странно.

Некоторое время Маллет постоял в нерешительности. Потом, бросив окурок в жирного голубя у своих ног, пробормотал:

– Ну что же, затея рискованная, но попробовать стоит.

Он вышел из парка и направился к ближайшей станции подземки.

Мистер Бенджамин Браун, единственный пайщик компании «Инглвуд, Браун и К°», был решительно недоволен, когда в тот день Льюис внезапно вошел в его кабинет и сказал, что инспектор Маллет хочет немедленно его видеть. Недовольство было вызвано не тем, что визит отрывал от какого-то важного дела, ибо он бездействовал. Его отвлекали от более личного и важного, чем любая работа: после ленча он решил по привычке немного вздремнуть и рассчитывал, если удастся, протянуть так до послеполуденного чая. Еще больше его возмутило, что Льюис изволил ввалиться не постучав, в неподходящий момент и застать своего босса храпящим в кресле. Но самой вопиющей была торжествующая усмешка на лице молодого человека, который лицемерно прошептал: «Извините за беспокойство, сэр». В этот момент судьба Льюиса была решена. Он был незаменимым сотрудником, но отныне в компании «Инглвуд, Браун и К°» ему не место.