– То есть вот так вот, да?

– Да! А ты хочешь, чтобы я признался в том, чего не совершал?! У тебя что, врагов мало, что ты меня в них записал?!

– Послушай, у меня есть доказательства, и мои люди…

– Твои люди выдали желаемое за действительное! Ни у тебя, ни у них нет доказательств, только косвенные улики!

– Ну ты, щенок! Ник, какой же ты урод! Если бы ты раскаялся и умолял о прощении, у меня бы осталась надежда, что со временем ты обретешь человеческий облик. Иуда!

– Я не знаю, что ты задумал! Ты никогда меня не любил! Ты предал меня и мать! Но знай, я в тюрьму не пойду!

– Не пойдешь, по крайней мере сейчас, и это мой грех, с которым мне жить.

Никита подозрительно уставился на Андрея:

– Я еду на Урал?

– Нет, немного ближе. Твоей маме сказали, что сын устроился на работу. Настоятельно рекомендую тебе ее не беспокоить, в противном случае последствия не заставят себя долго ждать. От меня в качестве прощального подарка ты получаешь жилплощадь в городе твоей новой дислокации и деньги на первый месяц. Ко второму, надеюсь, ты уже найдешь себе работу.

– Я не понял…

– Поймешь. Вот вроде бы и все. Прощай, Никита Андреевич.

Андрей смотрел в растерянное лицо сына, не скрывая презрения.

– Мне нужны мои вещи, мне надо заехать домой, – крикнул Ник вдогонку.

– В доме твоих родителей нет твоих вещей, – ответил Андрей, спускаясь по лестнице. Честно говоря, Андрей надеялся увидеть раскаявшегося сына, а увидел наглого парня, которому было совершенно наплевать на все, что он сделал. И это расстроило его больше, чем он думал.

К вечеру Никиту доставили в какой-то городишко.

– Где мы?

– В Североморске, – коротко ответил его сопровождающий.

– Что за хрень? – Никита вслед за ним зашел в вонючий подъезд пятиэтажной хрущевки. – Куда мы идем?

– Сорок пятая квартира вроде бы здесь, – мужчина посветил фонариком.

Они поднялись на последний этаж, открыли тонкую фанерную дверь и вошли в малюсенькую квартиру с микроскопической прихожей и кухней, в которой стояла газовая плита не первой свежести и висел приделанный к стене умывальник. На полу в единственной комнате лежал матрац с пятнами, вокруг – десяток пустых бутылок. Грязные окна и не менее грязные полы указывали на то, что здесь давно не жили, но пользовались квартирой для определенных целей.

– И что это значит?

– Вам лучше знать, меня просили только доставить вас сюда и передать это, – он протянул Никите бумажный пакет формата А4 и ключ от входной двери этого жилища. – Ну, вроде бы все, всего хорошего.

Мужчина, сопровождавший его все это время, вышел из квартиры, оставив Ника одного.

Никита пошарил руками по стенам, ища выключатель; найдя, попытался включить свет, но коробка выключателя оказалась у него в руках. Он чертыхнулся, прошел к окну, выпотрошив конверт на грязный подоконник, стал рассматривать его содержимое. Договор купли-продажи на его имя на эту лачугу общей площадью двадцать семь и три десятых квадратного метра. Свидетельство о собственности, еще какие-то бумаги по сделке и конверт поменьше, в котором лежали две пятитысячные купюры; видимо, десять тысяч рублей – это его месячное содержание. Ник почесал голову и решил разобраться во всем утром, а пока вышел из этой дыры с целью найти в городишке какую-нибудь приличную гостиницу и ужин. Десять тысяч рублей должно хватить.

Выйдя из самолета, Алина огляделась. По аэропорту туда-сюда сновали люди: туристы, бизнесмены, дети разных возрастов, работники аэропорта, молодые, пожилые, средних лет, хорошо одетые и не очень. Лица, лица, лица…

Алина пробиралась сквозь толпу и искала Анжелику. Анжелика встречала ее у выхода, раздавая поклонникам автографы. Завораживающе красивая, большеглазая, с копной белокурых волос и отличной фигуркой. Заметив Алину, она высвободилась и бросилась к ней:

– Наконец-то ты вернулась! Как я рада тебя видеть! Ты потрясающе выглядишь!

Алина обняла и поцеловала подругу:

– Кто бы говорил!

Анжелика хихикнула и покрепче прижалась к ней.

– К моему сожалению, я не единственная, кто захотел тебя встретить, – она выразительно кивнула в сторону, Алина проследила за ее взглядом и увидела его.

Он стоял, подперев косяк, в рваных на бедре джинсах, серой рубашке, хлопчатобумажной куртке и кроссовках. В руках у него была одна роза. Алина остановилась и растерянно обратилась к Анжелике:

– Ноги не идут.

Анжелика, смеясь, потянула ее за локоть:

– Пойдем, провожу тебя и поеду обратно в одиночестве.

Через полтора часа в домике, на полу у камина, они с нетерпением освобождались от одежды. Их руки, обретя друг друга вновь, зажили собственной жизнью, лаская и даря наслаждение. Андрей был нежен, но нетерпелив, когда он приподнялся над ней и вошел в нее, у него вырвался крик наслаждения: «Боже, Лина!» Все происходившее с ними в эту ночь ни один из них не взялся бы описать словами. Утром, когда Алина готовила на завтрак тосты и яичницу с помидорами, Андрей подошел к ней и обнял:

– Где бы ты хотела, чтобы мы поженились?

– Здесь.

Они поженились через месяц. Церемония проходила в шатре, установленном прямо в лесной чаще. После немногочисленные гости уверяли, что свадьбы проще и счастливее им не приходилось видеть. Прежде чем надеть друг другу кольца, они условились поцеловать их на удачу. Андрей разволновался, забыл и с недоумением уставился на Алину, которая спрятала руку за спину в тот момент, когда он собрался надеть кольцо из платины с восемнадцатью бриллиантами на ее безымянный палец. Под дружный крик «целуй!», спохватившись, исправился, и Алина протянула ему руку, на палец которой он поспешно надел кольцо.

На следующий день они вылетели во Францию. В Орли их ждал лимузин. Из аэропорта они отправились в отель.

– Ваш люкс готов, – сообщил портье, почтительно поклонившись.

Они поднялись в президентский номер. Портье лично проводил их, а когда распахнул дверь, Алина замерла от восторга: номер был украшен многочисленными корзинами с цветами, шампанским и шоколадом.

– А у французов, оказывается, есть вкус, тебе так не кажется?

Алина поцеловала его долгим страстным поцелуем:

– Как же я люблю тебя!

В Париже они пробыли два дня; не спеша и не расцепляя сплетенных рук, бродили по Елисейским полям; зашли в Лувр; прошлись по площади Мадлен; долго гуляли и часто останавливались, чтобы выпить чашечку ароматного кофе в уличных кафешках. Потом они долетели до Ниццы и перебрались на лодку, чтобы отплыть к берегам Италии.

– Ты счастлива? – спросил он, откидывая с ее лица прядь волос, которые растрепал ветер.