Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он сказал, что ты хочешь ее убить. Алло!
— Кто сказал? — уточнил Калмыков и поднялся с пола.
Диспетчер уже ответил Наталье, и она жестом показала Калмыкову, что занята разговором. Но Калмыков забрал у нее телефонную трубку и повторил вопрос:
— Кто тебе это сказал?
— Мой друг.
Калмыков отключил мобильник.
— Не надо такси, — сказал он.
К ужину в честь Калмыкова финка закоптила лосося. Когда уже стемнело, она приехала к коттеджу на своем автомобиле и внесла в дом что-то завернутое в фольгу, отчего дом сразу наполнился волнующим ароматом копченой рыбы. Финка смущенно улыбалась, пронесла свой вкусно пахнущий гостинец по лестнице, на втором этаже поставила его в центр стола и спросила ласковым голосом доброй матушки-хозяйки:
— Саанко кутсуа тейдэт иллаллиселле?
На ее голос, а еще больше на чарующий запах, из комнат в гостиную потянулись обитатели дома. На столе, на окнах, на полках уже горели зажженные финкой свечи, много свечей, из-за чего вдруг вспомнилось о празднике, как будто все внезапно обнаружили, что на носу новогодняя ночь, о которой по невероятному стечению обстоятельств запамятовали. Дыр-Быр-Тыр забормотал что-то восхищенное. Финка торжественно сняла фольгу, открыв взорам присутствующих две большие рыбины, лежащие на решетке. В свете свечей рыба казалась золотой. Дыр-Быр-Тыр захлопал в ладоши.
— Деваться некуда, — сказал Калмыков. — Празднуем!
Финка носила из кухни заранее приготовленные блюда. Михаил выставил на стол шампанское. Наталья распечатала коробку со свечами и расставляла горящие свечи повсюду, где могла пристроить. У нее было по-детски восторженное выражение лица.
— Водочки! Водочки! — сказал Калмыков Михаилу, и на столе мгновенно появилась водка.
Сели за стол. Приглашена была и финка, чего никогда прежде не было. Она смущалась и ее тарелка была пустой, пока Калмыков не дал знак Михаилу, и тот споро наполнил тарелку финки ею же самой приготовленными вкусностями. Потом Михаил налил шампанское в фужеры. Калмыков, не поднимаясь со стула, обвел присутствующих внимательным взглядом и сказал:
— Давайте выпьем за наш нечаянный праздник, за то, что все складывается так, как складывается!
Все вслед за ним подняли фужеры, даже Дыр-Быр-Тыр, которому налили безобидной шипучки, и только Богдан к бокалу не прикоснулся. Все это увидели, но никто ничего не сказал, стали пить шампанское, и вдруг Люда поперхнулась и закашлялась. Отставила фужер, сказала:
— Извините.
Она была бледна.
— Может, водички? — спросила обеспокоенно Наталья.
— Нет, спасибо.
Богдан посмотрел на Калмыкова. Тот с невозмутимым видом взял руками нежно-розовый кусок лососины. Рыба до сих пор была горячая, и Калмыков, обжегшись, поспешно положил ее на тарелку перед собой.
— Куума, — виновато сказала финка.
— Да, горячо, — отозвался Калмыков.
Люда перестала кашлять, но было заметно, что ей нехорошо.
— Извините, — снова сказала она и поднялась из-за стола. Она стала спускаться по лестнице на первый этаж. Богдан смотрел на Калмыкова. Тот сосредоточенно терзал вилкой лососину. Шаги на лестнице стихли. Калмыков поднял глаза, и встретился взглядом с Богданом.
— Не трогайте ее! — сказал Богдан.
Сидевший рядом с шефом Михаил поднял голову и посмотрел на Богдана внимательно. Так смотрит насторожившийся пес.
— Я не понял, — сказал Калмыков, продолжая заниматься рыбой. — Это вы о чем?
— Я о девочке, — ответил Богдан. — Не смейте ее трогать!
— Что за глупости вы вбили себе в голову? — сохранял невозмутимость Калмыков.
Михаил не сводил с Богдана настороженного взгляда.
— Не смейте! — скрипнул зубами Богдан.
— Перестань! — раздраженно произнесла Наталья, у которой праздничное настроение куда-то улетучилось в одно мгновенье, и она из-за этого очень рассердилась на Богдана.
Богдан даже не посмотрел в ее сторону.
— Нам всем конец! — сказал он. — Если он тронет эту девочку хотя бы пальцем! Он не ведает, что творит! Он как маленький ребенок, который маминой заколкой тычет в розетку, не понимая, что его сейчас долбанет! Ее нельзя трогать! Нам всем отсюда надо уезжать! Эта девчонка нас всех погубит!
Калмыков оставил в покое рыбу, поднял глаза, и будто только теперь обнаружив присутствие Богдана, спросил:
— Откуда здесь взялся этот псих?
Наталья нервно дернула плечом.
— Богдан! Успокойся! — сказала она, поморщившись.
Но Богдан будто ее не слышал.
— За что вы сейчас пили? За что он предлагал вам выпить? Что он имел в виду?
— Тост был как бы ни о чем, — смотрел с недоброй усмешкой Калмыков. — Обезличенный.
— Ты не ври! — сказал Богдан. — Ты скажи, какую радость ты тут обмывал! Какое такое счастье тебе недавно привалило! Не лукавь! Скажи правду!
— Тебе эта правда вряд ли будет понятна, — смотрел безжалостно Калмыков.
— А ты все равно скажи!
— Хорошо! — осклабился Калмыков. — У меня были враги. Опасные враги и очень страшные…
Можно было подумать, что он дурачится, но Наталья насторожилась, подняла голову и посмотрела на Калмыкова.
— А буквально накануне я узнал, — сказал Калмыков, — что мне их теперь бояться нечего.
Наталья затаила дыхание, не смея поверить.
— Потому что они мертвы, — подсказал догадливый Богдан.
— Ага! — ответил беззаботно Калмыков и весело посмотрел на Наталью.
— А враги — это родители этой девочки, — сказал Богдан.
Веселая маска упала с лица Калмыкова.
— Ты ведь не сказал тогда, за что ты пьешь, — напомнил Богдан. — А девчонке от твоего тоста стало худо. Тебя это ни на какие мысли не наводит? Ты по-прежнему думаешь, что действуешь правильно? Что ты справишься с ней?
И вдруг — крикнул громко и отчаянно:
— Да ты сдохнешь здесь!!!
Не понимающая ни слова финка отшатнулась, испугавшись крика. Наталья сильно побледнела. Дыр-Быр-Тыр обеспокоено посмотрел на отца. Калмыков внешне сохранял невозмутимость, только веки опустил. Михаил ждал команды. Команды не было.
У Натальи задрожали губы, и она закрыла лицо руками. Финка осторожно поднялась из-за стола и направилась к ведущей вниз лестнице. Ее никто не удерживал.
— Часто несчастья с людьми происходят только потому, что человек не верит, что это может случиться именно с ним! — сказал Богдан. — Он просто не верит в худшее, потому что думает, что знает о жизни все, и уж он-то справится, не попадет впросак! Ты смелый, да? — сказал он Калмыкову зло. — Ты эту девчонку — одной левой? А она не такая, как все! Не как ты! Не как я! Не как она вот! — он ткнул пальцем в Наталью, и та сжалась, словно на нее дохнуло холодом из распахнутого окна.