– Сам скажи! – огрызнулся Жирар.

Фульк тихонько потер горбинку на носу:

– Обязательно скажу. Когда Иоанн будет готов меня слушать. А пока, думаю, безопаснее общаться таким способом.

Де Мальфе и его товарищей связали, словно вытащенных из воды уток, и сгрузили в сторожку, где уже сидел привратник, тоже связанный, чтобы не поднял тревоги. Фульк велел своим людям не стесняться и разобрать коней и оружие пленников.

– Верхом ехать можешь? – спросил Фульк у Иво, когда все было готово к отъезду.

Филип натолкал раненому между левой щекой и шлемом самодельный льняной бинт.

– Придется. Поскольку в противном случае мне грозит остаться здесь, на попечении монахов, то выбора у меня нет, – с грустной усмешкой ответил Иво. – Сдается мне, аббат будет не слишком доволен подарком, который ты оставил ему в сторожке. – Он показал подбородком на монахов, выходящих на улицу из часовни.

– Не очень красиво получилось, – признал Фульк. – Но, пожалуй, мы сможем предложить ему некоторое вознаграждение. Аббат получит для алтаря отрез шелкового дамаста. – Он широко улыбнулся и заключил: – Это ведь такая ткань, что и самому королю подарить не стыдно.

Лимерик, Ирландия, весна 1201 года

С мягким уютным шепотом дождь накрывал серой пеленой яркую зелень травы. Капли его, невесомые, словно паутинки, падали одна за другой. Мод уже привыкла к влажному климату, к постоянно набегающим с Ирландского моря тяжелым облакам, к мягкому гортанному языку местных жителей: здесь почти не слышно было певучего французского или протяжного английского. Она свыклась с чувством, что живет словно бы на краю земли, где зима и лето, осень и весна сменяют друг друга, однако само время словно бы застыло навеки. И где всегда идет дождь.

Поднявшись с кровати, Мод выглянула в окно. Мягкий стук дождя о ставни звучал музыкой. Ей вдруг смертельно захотелось хоть на мгновение увидеть добрую улыбку солнца, захотелось, чтобы теплые отблески света выписали узоры на выстланном тростником полу и прогнали запах плесени с деревянных стен донжона.

Холодной мокрой зимой Мод жалась к очагу, шила при свете свечей и тростникового факела, плела тесьму, слушая арфы бардов и длинные баллады, в которых рассказывалось об истории их родной земли. Не забывала она и упражняться с луком, невзирая на дождь, так что в конце концов стала попадать в яблочко чуть ли не с закрытыми глазами.

В те редкие дни, когда в ненастье выдавался просвет, они с Теобальдом вместе выезжали верхом на природу, дикую и прекрасную, словно сады Эдема. С гордостью и смирением лорд Уолтер показывал жене основанные им религиозные общины: монастыри в Уотни, Арклоу и Нине. И всякий раз выказывал намерение перед смертью вступить в монашеский орден. Нет-нет, он пока еще вовсе не собирается умирать… Но когда придет время, ведь каждому из нас определен свой срок…

Вчера вечером в зале бард пел новую балладу, которую сложили по ту сторону моря. Ее привезли сюда бродячие торговцы и жонглеры, приплывшие из Англии в Лимерик по реке Шаннон. В балладе рассказывалось об отважном разбойнике Фульке Фицуорине, который ограбил короля Иоанна, забрав у него дорогие ткани и драгоценные камни, а потом перехитрил преследователей, переодевшись монахом, и оставил их связанными в сторожке ближайшего аббатства.

Последнюю часть истории Теобальд раскритиковал как сомнительный вымысел, но Мод призадумалась. Учитывая, что Фульк постоянно балансировал на лезвии ножа, он вполне мог совершить и такое.

Пришла Барбетта, помочь госпоже надеть нижнюю котту из беленого льна, а сверху – платье из теплой зеленой шерсти и плащ из клетчатой ткани, как носили местные жители.

– Там, внизу, посетители, миледи, – сказала Барбетта, прилаживая на воротнике плаща круглую серебряную фибулу. – Ирландская леди, которая вполне сносно говорит по-французски и, кажется, знает милорда Уолтера.

– Как ее зовут?

Барбетта пожала плечами:

– Не знаю, миледи. Она назвала свое имя, но, по мне, так это прозвучало как восклицание, которое издают мужчины, когда упражняются на мечах.

Мод улыбнулась уголками губ:

– Похоже, гостья тебе не слишком понравилась.

– Ваша правда, миледи! Наверное, это потому, что больно уж она красивая. Когда я уходила, все мужчины пялились на нее, открыв рты, и ловили каждое слово гостьи. Говорят, святой Патрик прогнал из Ирландии всех змей. Ну так одну, видать, он все-таки оставил.

Мод была заинтригована, и скука очередного дня, тихого и серого, слегка отступила, побежденная любопытством. Женщина, которая не только сумела обратить на себя внимание Теобальда, но и заставила его засидеться допоздна, наверняка особа незаурядная. Да еще и имя ее, если верить Барбетте, смахивает на звук, который выкрикивают мужчины на поле боя… А ведь похожее восклицание они издают и в постели.

Когда Мод пришла в зал, Теобальд сидел за обеденным столом, даже не глядя на еду. Он был в своем привычном одеянии, длинном робе: черное как уголь и лишенное украшений платье мало отличалось от монашеского хабита, если не считать позолоченного кожаного пояса и свисавшего с него изящного охотничьего ножа.

Теобальд внимательно слушал женщину, сидевшую по левую руку от него. Собеседница была элегантно одета по нормандской моде. Розовое шерстяное платье на шнуровке подчеркивало изгибы груди и бедер, а вуаль была накинута так, чтобы не скрывать белой шеи и блестящих черных кос. Рука незнакомки покоилась на рукаве Теобальда, и даже издалека можно было заметить, что она вовсю кокетничает с хозяином дома.

Мод подошла поближе и поняла, что гостья старше, чем ей показалось вначале. Тонкие морщинки лучиками разбегались от уголков васильковых глаз, а между носом и ртом залегли две неглубокие складки.

– Милорд. – Мод церемонно присела перед мужем в книксене с немым вопросом в глазах.

Кашлянув, Теобальд поднялся, поцеловал жене руку и усадил ее по другую сторону от себя.

– Миледи, это Уна О’Доннел. Она приехала сюда с сыном, который собирается стать облатом[24] в Уотни.

Мод пробормотала какое-то учтивое приветствие. Так вот почему Теобальд смотрит гостье в рот. Ее сыну предстоит приобщение к таинствам.

– Я была знакома с вашим мужем много лет назад, когда он приехал с принцем Иоанном укрощать ирландцев, – произнесла женщина хрипловатым певучим голосом. – И дело прошлое, но мы с ним тогда даже могли бы пожениться.

Мод издала восклицание, выражающее вежливый интерес, и приняла от оруженосца хлеб, сыр и вино. Уна… Ну и имечко! И впрямь словно звук, который мужчины выкрикивают в пылу битвы или в постели.

Заметив, что последняя фраза гостьи сильно смутила Теобальда, Мод уточнила: