Около одиннадцати часов вечера к дому Мидхата подошел человек, одетый в белое верхнее платье.

– Знаете ли вы меня? – сказал он, обращаясь к стоявшим у дома кавасам, окружившим его, в то время как незнакомец сбросил с себя верхнее платье.

– Да, благородный бей, мы знаем тебя, – сказали они тогда, – ты великий шейх Гассан.

Гассан был одет в парадную форму; кроме заряженного револьвера за поясом у него было заткнуто два кинжала, сбоку висела сабля.

– Министры уже собрались? – спросил Гассан.

– Надо спросить Ахмета-агу, лейб-каваса великого Мидхата-паши, он должен это знать, – отвечали кавасы.

Седой Ахмет-ага подошел и низко поклонился Гассану.

– Что ты желаешь, господин? – спросил он. Гассан повторил ему свой вопрос.

– Да, министры уже собрались, – отвечал лейб-кавас, – благородный Мехмед-Рушди-паша, Халил-паша и Ахмед-Кайзерли-паша находятся у моего повелителя.

– Значит, главных еще нет, – прошептал Гассан.

В эту минуту к дому подъехал экипаж. Гассан воспользовался той минутой, когда внимание кавасов было обращено на вновь приехавших и, открыв дверь, поспешно поднялся на лестнице. Лестница была уставлена тропическими растениями. Гассан остановился на мгновение между ними, чтобы взглянуть вниз, не приехали ли Гуссейн-Авни или Рашид-паша. Но он ошибся. Внизу стоял старый шейх-уль-ислам Кайрула-эфенди. Его появление доказывало, что предстоящее совещание должно было иметь важное значение.

Кавасы забыли про Гассана или думали, что он принадлежит к числу приглашенных, и никто более не заботился о нем.

Казалось, он отлично знал расположение дома, потому что сейчас же повернул по слабо освещенной боковой лестнице, идущей в комнату рядом с кабинетом, где должны были собраться министры и другие гости Мидхата. В это же время Кайрула-эфенди вошел в кабинет и поздоровался с бывшими уже там гостями.

Из комнаты, в которой находился Гассан, он мог слышать все, что говорилось в кабинете. Вскоре к дому подъехал еще экипаж, и вслед за тем Гассан по голосу узнал, что в кабинет вошел Рашид-паша.

Наконец незадолго до полуночи перед домом Мидхата снова остановился экипаж, откуда вышел сначала адъютант военного министра, а затем и сам Гуссейн-Авни-паша. Таким образом, все были наконец в сборе.

– Ты собрал нас для важного совещания, благородный Мидхат-паша, – сказал Рашид, – что оно важно, это доказывает присутствие мудрого Кайрула-эфенди.

– Без сомнения, дело идет о решении вопроса, требующего помощи священного закона, – заметил Ахмед-Кайзерли, казалось, уже осведомленный о предмете совещания.

– Перейдемте к делу, мои благородные друзья, – заговорил Мехмед-Рушди. – Дела идут все хуже и хуже, потому что мы с каждым днем все более и более погружаемся в лень и беспечность, вместо того чтобы действовать энергично.

– Скажите откровенно, – вскричал Гуссейн, – что мы ошиблись в государе, возведенном нами на трон!

– К сожалению, я должен присоединиться к мнению моего друга военного министра, – сказал Рашид, с сожалением пожав плечами. – Мы должны силой положить конец такому положению вещей. Эта слабость, эта бездеятельность…

– Я боюсь, мудрый Кайрула-эфенди, что это еще недостаточный повод для произведения фетвы, – сказал Мехмед-Рушди-паша.

– Как так! – перебил Гуссейн. – Султан Мурад душевно болен, он не способен управлять. Я открыто высказал это. Мы здесь не для того, чтобы разыгрывать друг перед другом комедию и играть словами. Я первый начинаю действовать прямо и открыто.

Мидхат с ненавистью взглянул на Гуссейна, не в силах скрыть своей досады, что Гуссейн берет на себя почин в этом деле, но Гуссейн не заметил этого взгляда.

– К сожалению, я также вот уже несколько дней замечаю в султане Мураде признаки умопомешательства, – сказал Рашид, – поэтому я полагаю, что следовало бы снова отложить церемонию опоясания мечом.

– Султан Мурад еще не султан, пока не опоясан мечом Османа, и тем легче свергнуть его с престола, – пояснил Гуссейн.

– Доказана ли болезнь, о которой ты говоришь, благородный паша? – спросил Халиль сидевшего с ним рядом Рашида.

– Я сам был вчера свидетелем припадка, показывающего полнейшее безумие, – отвечал Рашид.

– Будь так добр, сообщи нам, что ты видел, – сказал Мехмед-Рушди.

– Вчера вечером, – начал Рашид, – меня потребовали в кабинет султана. Я вошел и нашел его сидевшим и странно глядевшим на меня большими глазами, затем он вдруг стал громко хохотать и кричать бессвязные слова. Тогда мне сказали, что с некоторого времени эти припадки стали часто повторяться и что падишах не знает сам, что в это время он делает и говорит.

– Значит, он сумасшедший, но мы не должны терпеть на престоле безумного. Следует как можно скорее устранить его.

– Странно, – заметил Мидхат, – я всегда слышал, что принц Мурад был совершенно здоров, пока он был принцем.

– А теперь он султан и безумен, – резко вскричал Гуссейн.

– Нам ничего не остается, благородный Мидхат-паша, – заметил в свою очередь Рашид, – как заменить султана Мурада принцем Абдул-Гамидом.

– А что, если через несколько недель он также сойдет с ума? – спросил Мидхат.

– Тогда он также падет! – вскричал Гуссейн.

В это мгновение дверь соседней комнаты распахнулась, и Гассан бросился в комнату, где совещались министры. В первую минуту после появления офицера, одетого в полную форму, заговорщики решили, что они раскрыты и что дом окружен солдатами.

Один Мидхат, казалось, понял намерение Гассана, потому что поспешно бросился в сторону, чтобы оставить кабинет.

Гуссейн-Авни-паша поднялся с места.

– Пробил и ваш час, злодеи! – вскричал Гассан громовым голосом. – Ни с места, цареубийцы!

С этими словами он прицелился в Гуссейна и выстрелил.

– Я умираю! – вскричал военный министр и рухнул на землю.

Гассан верно прицелился.

Рашид-паша бросился, чтобы остановить его руку, но Гассан поразил его кинжалом, и Рашид упал на землю, обливаясь кровью. Тогда Ахмед-Кайзерли-паша хотел в свою очередь остановить убийцу, но после недолгой борьбы также упал раненный в плечо и в бок.

В это время на крики и шум борьбы в комнату вбежал Шейхри-бей и мушир.

В комнате был страшный беспорядок, на полу лежало двое убитых и один раненый, что касается Мидхата, то он успел пробраться к двери.

В первое мгновение Шейхри-бей не мог отдать себе отчета, что происходит, и, увидев одиноко стоявшего Мидхата, принял его за виновника всего происшедшего и прицелился в него из револьвера, но в это мгновение в комнату вбежал старый кавас Ахмед-ага и, увидев опасность, которой подвергается Мидхат, бросился между ним и Шейхри-беем, так что пуля адъютанта Гуссейна попала в него, и Ахмет-ага был убит на месте.