Гидеон взяла рапиру. Теперь она была ему должна по гроб жизни. Вот блин.

– В следующий раз, когда мы встретимся, – сказал он еле слышно, снова став таким же спокойным и бесстрастным, как в момент ее появления, – один из нас, вероятно, умрет.

– Ага, – сказала Гидеон вместо «жаль».

Колум подобрал кастет и тоже отдал ей.

– Вали отсюда, – сказал он, и это звучало скорее предупреждением, чем приказом.

Он снова ушел от нее. Гидеон вдруг очень захотелось увести его от Сайласа, восседавшего в огромной белой комнате, но она чувствовала, что это вряд ли получится.

Еще ей захотелось показать Сайласу средний палец из-за спины Колума, но она решила, что моральные устои придуманы не просто так. Уходя, она готовилась к внезапному взрыву злобных голосов, криков, обвинений, даже стонам боли. Но ее провожала тишина.

Гидеон оцепенело бродила по коридорам дома Ханаанского, не желая идти домой. Она спускалась в заброшенные залы и почти не замечала, что больше не чувствует запаха плесени: она нюхала ее так долго, что плесень стала неотличима от воздуха вокруг. Она стояла в прогнивших дверных проемах и водила пальцами по ноздреватому, вздувшемуся, потрескавшемуся дереву. Слуги-скелеты прогремели костями мимо нее с корзиной древних леек. Выглянув в испачканное гнилью окно, она увидела, что два скелета стоят на стене, залитой белым светом, и держат в руках длинные шесты. Ей это показалось вполне нормальным. Костяные пальцы блестели на катушках. Пока она смотрела, один из скелетов выдернул трепещущую, дергающуюся рыбину из воды. Рыба взлетела из океана и попала в костяные руки. Конструкт осторожно положил ее в ведро.

Она прошла по огромному атриуму с сухим неприятным фонтаном и нашла там Учителя. Тот сидел перед фонтаном в кресле с рваной обивкой, думал или молился. Или и то и другое. Блестящую голову он склонил, но Гидеон заметил и устало улыбнулся.

– Ненавижу такую погоду, – сказал он, как будто они раньше об этом говорили и он просто продолжал прерванную беседу. – Мне не жаль, что он пересох. Озера… реки… водопады. Ненавижу! И зачем они залили бассейн внизу. Дурное предзнаменование, вот что я скажу.

– Но вы же окружены морем, – возразила Гидеон.

– Да, – неожиданно сказал Учитель, – и это полный отстой.

Гидеон рассмеялась с ноткой истерики, и он к ней присоединился, но в глазах у него стояли слезы.

– Бедный ребенок. Мы все соболезнуем. Мы не хотели, чтобы это случилось. Бедное дитя.

Гидеон могла быть этим самым бедным ребенком, а могла и не быть. Впрочем, какая разница. Вскоре она обнаружила себя в маленьком вестибюле, прошла мимо тихо плещущего бассейна, который ненавидел Учитель: низкий белый потолок, мягко блестящая плитка. Мимо стеклянных дверей, которые стояли открытыми, мимо брошенных на пол полотенец, мимо зала, где рыцари практиковали свое искусство… и мимо выпендрежной куртки Набериуса. А в тренировочном зале она увидела Корону.

Чудесные золотистые волосы слиплись от пота, она разделась до нижней рубашки и шортов: Гидеон было так неловко, что оценить этого она не смогла – однако пялиться вполне смогла. Длинные загорелые руки местами пятнала меловая крошка, а в руках она держала рапиру и нож. Да и вообще она стояла в классической тренировочной стойке, рука медленно опускалась, повторяя четко выверенную последовательность движений: выпад, шаг, удар ножом, отступление. Лицо покраснело от усилий. Тонкая некромантская мантия валялась сбоку. Гидеон зачарованно пялилась сквозь дверь.

Коронабет развернулась и увидела ее. Стойка ее была хороша, а глаза сияли, как аметисты.

– Ты раньше видела некроманта с оружием в руках? – весело спросила она.

– Нет, – ответила Гидеон. – Я думала, у них руки, как сопли.

Принцесса Третьего дома рассмеялась. Румянец на щеках был слишком жаркий и яркий.

– У моей сестры – да. Ей тяжело поднять руки, даже чтобы волосы заплести. Знаешь, Девятая, а я все время мечтала бросить тебе вызов. – Это было сказано низким, многозначительным голосом, с придыханием. Но следующая фраза все испортила: – Бабс сказал, что это непредставимо.

Кажется, это была худшая новость за целый день, настолько заполненный плохими новостями, что они расталкивали друг друга локтями, как зрители на дуэли. Когда-то Гидеон обрадовалась бы, заговори с ней Корона таким низким хриплым голосом, скажи она что-то вроде: «Твои бицепсы… одиннадцать из десяти». Но теперь ей не хотелось, чтобы с ней вообще разговаривали.

– Если мне больше никогда не придется сражаться с Набериусом, я не обижусь, – ответила она. – Он урод.

Корона легко и весело рассмеялась, потом сказала с улыбкой:

– Возможно, тебе придется. Но я не его имела в виду.

Она бросилась вперед. Гидеон отпрянула, потому что, несмотря на белый шум в мозгу, нервная система ее все еще была накачана адреналином. Она всунула руку в кастет и была уже настороже, когда перехватила сверкающий клинок Короны своим – ее удивила сила, вложенная в этот удар, маниакальная энергия, горевшая в глазах принцессы. Гидеон нажала, отводя рапиру, и Корона двинулась вместе с ней, высвобождая клинок и красиво переводя в темп. Она навалилась, и только быстрый блок Гидеон удержал принцессу. Принцесса тяжело дышала. На мгновение Гидеон подумала, что это и есть слабость некроманта, что легкие уже сдались под напряжением, но поняла, что Корона очень возбуждена и сильно нервничает. Как будто прежняя царственная, уверенная в себе Корона была просто маской для исковерканной души. Это продолжалось всего одно мгновение, но тут она украдкой бросила взгляд через плечо Гидеон, напряглась и отступила. От дверей донесся усталый вздох.

– Прекратите, – рявкнул Набериус Терн.

«Да ни хрена подобного», – подумала Гидеон, но он проскочил вне пределов ее досягаемости и крепко схватил Корону за предплечье. Глаза его горели тревогой. Он был в одной нижней рубашке, и все его крепкие рельефные мышцы напряглись, удерживая принцессу. Она обмякла, будто ребенок, которого впервые поймали у банки с леденцами, а он ее обнял.

– Нельзя, – говорил он, и Гидеон поняла: он тоже очень боится. – Нельзя.

Корона непокорно, злобно взвизгнула, но рука Набериуса заглушила этот крик бесплодного гнева. Слез, к счастью, не было. Она сказала что-то, чего Гидеон не услышала, и Набериус ответил:

– Я ей не скажу. Нельзя, куколка, не сейчас.

Во второй раз за день Гидеон уходила от глубоко задолбавшего ее сценария, от чего-то, чему совсем не хотела быть свидетелем. Соленая вода защекотала нос, Гидеон сунула рапиру в ножны и ушла, пока Набериус не решил, что, раз уж она здесь, можно сразиться с ней за ключи. Но, обернувшись, она поняла, что он давно забыл о ее присутствии: он положил руку поперек ключиц Короны, а та кусала его, чтобы успокоиться. Гидеон больше не хотела в этом участвовать. Гидеон шла домой.