– Это и есть основной вопрос, – согласился он и снова посмотрел на записку. – Я могу ее забрать и как следует изучить?

– Только никому не показывай, – предупредила Гидеон, сама не зная почему. Собственное имя на древнем листке почему-то казалось ей не менее опасным, чем граната с выдернутой чекой. – Серьезно. Это строго между нами.

– Клянусь своим рыцарем.

– И ей тоже не показывай!

Их прервал стук в дверь – шесть коротких ударов, а за ними шесть длинных. Оба вскочили раздвинуть сложную систему засовов. В комнату вошла Камилла. С ней, прямая и спокойная, шла Харроу. На один неловкий момент Гидеон показалось, что они держатся за руки и что сегодня просто случилась эпидемия междомовых контактов, но тут она поняла, что у девушек скованы запястья. Камилла была совсем не дура. История о том, как она приковала к себе Харроу, когда-нибудь станет страшной сказкой.

Гидеон не посмотрела на нее, а Харроу не посмотрела на Гидеон. Гидеон очень медленно положила руку на рукоять рапиры, но напрасно. Харроу смотрела на Паламеда.

Гидеон ожидала примерно всего, но никак не этих слов.

– Нонагесимус, почему ты мне не сказала? – спросил он.

– Я тебе не доверяла, – просто ответила она. – Сначала я решила, что это сделал ты. Септимус бы сама не справилась, а мысль, что вы работаете вместе, показалась мне надуманной.

– Ты мне поверишь, если я скажу, что не работаем?

– Да, потому что в этом случае ты бы уже убил моего рыцаря. Я не планировала даже его ранить, Секстус. Голова отвалилась в то мгновение, как я нажала.

Что?

– Тогда пошли, – сказал Паламед, – все на месте. Поговорим с ней. Я больше не собираюсь вести разговоры по темным углам или скрывать свои намерения.

– Что происходит? – беспомощно спросила Гидеон. – Не забывайте, я всего лишь рыцарь.

Но никто не обратил на нее ни капелюшечки внимания, хотя она довольно-таки угрожающе держала руку на оружии. Харроу вообще ее игнорировала, глядя только на Паламеда.

– Я не знала, зайдешь ли ты так далеко, даже ради истины.

Паламед посмотрел на нее. Лицо его было серым и тусклым, как океан за окном.

– Тогда ты меня совсем не знаешь, Харрохак.

* * *

Все столпились в крошечной палате Дульсинеи: жрец с седоватой косой поспешно убежал, будто испугавшись, когда они вошли Строем. По такому случаю явились все. Паламед послал за выжившими, хотя, учитывая всеобщий интерес к убийству друг друга, появление некоторых можно было счесть разве что чудом. Вторые подпирали стену, и их мундиры были тщательно разглажены, в отличие от лиц. Ианта и Коронабет касались друг друга коленями, а их рыцарь стоял неподалеку. Сайлас встал прямо в дверях, а Колум – у него за спиной. Если бы кто-то захотел от них избавиться, достаточно было бы просто закрыть дверь и оставить всех остальных задыхаться от запаха помады Набериуса Терна. Это были все оставшиеся. Это казалось очень странным.

Некромантка Седьмого дома, спокойная и почти прозрачная, сидела, обложенная пухлыми подушками. С каждым рваным вздохом ее плечи тряслись, но волосы были тщательно уложены, а ночную рубашку она надела чудовищно кокетливую. На коленях она держала шкатулку с головой Протесилая. Когда она осторожно извлекла эту голову – целую и спокойную, как будто он все еще был жив, – присутствующие принялись хватать ртами воздух. Сама Дульсинея осталась спокойной.

– Бедный мой мальчик, – искренне сказала она, – я больше не смогу собрать его обратно. Кто его разделил. Это же развалины.

Паламед сцепил пальцы и хмуро наклонился к ней.

– Госпожа Септимус, герцогиня Родоса, – сказал он официальным тоном, – я обвиняю тебя перед всеми присутствующими в том, что этот человек был мертв до того, как прибыли на шаттле в Первый дом, и казался живым только благодаря мощной магии плоти.

Поднялся шум, и нетерпеливые жесты Паламеда и его манипуляции очками никак не помогали. Громче всех оказалось кислое заявление Ианты Тридентариус:

– Что ж, она сделала в жизни хоть что-то интересное.

Почти так же громко высказалась капитан Дейтерос:

– Это невозможно, он провел с нами несколько недель.

– Очень даже возможно, – возразила сама Дульсинея. Она пристально смотрела в мутные глаза Протесилая, как будто пытаясь что-то в них найти, а потом положила голову себе на колени. – Седьмой дом многие годы оттачивал мастерство внешнего оживления трупов. Просто… это не совсем законно.

– Это противно господу, – ровно сказал Сайлас.

– Как и высасывание души, дитя мое, – отозвалась она с ангельской кротостью. – И вовсе это не безбожно. Это очень полезно и совсем невинно, просто надо делать не совсем так, не самым древним способом. Седьмые не просто задерживают душу и мумифицируют тело. Да, Про был мертв еще до посадки.

– Почему? – спросила Гидеон так же ровно, как Сайлас.

Огромные фиалковые глаза обратились на нее, как будто она была единственным человеком в комнате. В них не было ни искры смеха, иначе Гидеон заорала бы. Умирающая некромантка вдруг показалась очень старой: не из-за морщин, а из-за невероятного достоинства, покоя и безмятежности.

– Это состязание застало мой Дом врасплох, – быстро сказала она. – Позвольте я расскажу вам всю историю. Дульсинеи Септимус здесь быть не должно, Гидеон из Девятого дома. Все предпочли бы, чтобы она осталась лежать в постели и позволила выжать из себя еще полгода. Это старая история Дома. Но другого наследника-некроманта не нашлось. А еще был очень хороший первый рыцарь… даже если наследницу отделяла от полного коллапса легких всего одна простуда, было решено, что он сможет сравнять шансы. Но потом произошел несчастный случай.

Дульсинея взъерошила тусклые волосы головы, а потом пригладила, будто кукольные.

– Гипотетически. Если бы вы были Седьмым домом, и от всех ваших богатств остались бы только два мертвых тела, одно из которых еще кое-как способно дышать, вы разве не задумались бы о чем-то невероятном? Например, использовать внешнее оживление трупа и скрыть, что Дом… несостоятелен. Простите, что я обманула вас. Но я не жалею о своем приезде.

– Что-то тут не складывается. – Голос Харроу был тверд, как бетон, огромные глаза потемнели. Это заметила только Гидеон, но некромантка очень волновалась. – Заклинание, о котором ты говоришь, не под силу среднему некроманту, Септимус. Оно выходит далеко за рамки возможного для мага в самом расцвете сил, не то что для умирающей женщины.

– Умирающая женщина – великолепная некромантка, – сказала Ианта.

– Я бы хотел об этом не думать хотя бы минут десять, – сказал Паламед. – Тот факт, что технически процесс умирания тебя усиливает, полностью нивелируется тем, что ты не можешь извлечь из этого никакой пользы. Да, у тебя есть доступ к очень личному источнику танергии, но твои органы отказывают…