Джойс Чалфен, «Жизнь комнатных растений», приложение: «Вредители и паразиты»

Да, трипс — неплохое насекомое: это добрые плодовитые создания, помогающие растению. Трипе хотят как лучше, но заходят слишком далеко: не просто съедают других вредителей, не просто опыляют цветы, но и начинают жрать само растение. Если не принять меры, трипс будет переходить с одного поколения дельфиниума на другое. Что же можно сделать, если (как в этот раз) «Линдекс» не помог? Остается только безжалостно обрезать растение и начать все сначала. Джойс глубоко вздохнула. Она так и сделает ради дельфиниума. Без нее дельфиниум зачахнет. Джойс вытащила из кармана фартука большой секатор с ярко-оранжевыми ручками, и синий цветочек с раскрытым ротиком оказался между стальными пластинами. Жестокая любовь.

— Джойс! Джо-ойс! Пришел Джошуа и его дружки-наркоманы!

Красивый. Даже больше — то, что римляне выражали словом pulcher. Вот что подумала Джойс, когда Миллат Икбал вышел в сад, ухмыляясь дурацким шуткам Маркуса, прикрывая глаза рукой от заходящего зимнего солнца. Pulcher. Не просто образ этого слова, а сами буквы появились у нее перед глазами, как будто напечатанные на сетчатке — PULCHER. Оно подразумевает красоту там, где ее меньше всего ожидаешь найти, скрытую в слове, скорее подходящем для обозначения отрыжки или инфекционного заболевания. Красота в высоком молодом человеке из тех, кого Джойс обычно не замечала, у кого она покупала молоко и хлеб, которые протягивали ей счета или чековую книжку из-под толстого стекла за стойкой в банке.

— Миль-льят Икь-баль. — Маркус изобразил иностранное произношение, — и Айри Джонс, я так понимаю. Друзья Джоша. Я как раз говорил Джошу, что впервые вижу у него красивых друзей! Обычно все какие-то маленькие, чахлые, то дальнозоркие, то близорукие, вечно косолапые. И кстати, никогда не видел у него девушек. Так! — весело продолжил Маркус, не обращая внимания на ужас в глазах Джошуа. — Мы так рады, что вы пришли. Мы ведь ищем Джошу невесту…

Маркус стоял на ступеньках, откровенно разглядывая грудь Айри (справедливости ради надо заметить, что девушка была на полторы головы выше его).

— Он у нас хороший, умный, не очень разбирается во фракталах, но мы все равно его любим. А ты…

Маркус остановился, дожидаясь, пока Джойс подойдет, снимет перчатки, пожмет руку Миллату и пройдет за ними в кухню.

— А ты девочка немаленькая.

— Э-э… спасибо.

— Мы таких любим — хороших едоков. Все Чалфены — едоки что надо. Я-то не толстею, а вот про Джойс этого не скажешь. Хотя жирок у нее распределяется как положено. Пообедаете с нами?

Айри стояла посреди кухни, от удивления не в силах вымолвить ни слова. Таких родителей она еще не видела.

— Не обращайте внимания на Маркуса, — подмигнул им Джошуа. — Он у нас весельчак. Это чалфенская шутка. Чалфены всегда так: стоит войти в дом, забросают вас шутками. Хотят узнать, насколько вы остроумны. Чалфены не любят условности. Джойс, это Айри и Миллат. Это те двое, которых сцапали на школьном дворе.

Джойс немного оправилась от потрясения и взяла себя в руки: теперь она готова играть роль Матушки Чалфен.

— Так значит, это вы учите моего сына плохому? Я Джойс. Хотите чаю? Вы и есть нехорошая компания, с которой связался Джош? Я сейчас подрезала дельфиниум. Это Бенджамин, это Джек, а там в коридоре Оскар. Какой вам чай: клубничный, манговый или обычный?

— Мне, пожалуйста, обычный, Джойс, — сказал Джошуа.

— Мне тоже, — сказала Айри.

— И мне, — сказал Миллат.

— Маркус, дорогой, будь любезен, сделай три обычных чая и один манговый.

Маркус, как раз направлявшийся на улицу с только что набитой трубкой в руке, свернул на кухню и с печальной улыбкой сказал:

— Моя жена сделала из меня раба! — тут он обхватил ее за талию, как азартный игрок загребает кучу фишек в казино. — Но если бы я не был таким послушным, она бы сбежала от меня с первым попавшимся молодым человеком, который переступил порог дома. А на этой неделе я не расположен стать жертвой дарвинизма.

Это очень выразительное объятие было сделано напоказ и явно предназначалось для Миллата. Все время, пока Маркус обнимал жену, она смотрела на Миллата светло-голубыми глазами.

— Этого-то и хочет каждая женщина, — громким театральным шепотом сказала Джойс Айри так, будто знала ее пять лет, а не пять минут, как было на самом деле. — Такого человека, как Маркус, в роли мужа. Конечно, приятно поразвлечься со всякими безответственными типами, но из них никогда не выйдет хороших отцов.

Джошуа покраснел.

— Джойс, хватит. Она только пришла, дай ей хоть чаю спокойно попить!

Джойс изобразила удивление:

— Ты что, застеснялась, да? Прости уж Матушку Чалфен, она у вас такая безмозглая старушка.

Но Айри не застеснялась. Она была в восторге, за эти пять минут Чалфены ее совершенно очаровали. В доме Джонсов никто не отпускал шуток по поводу Дарвина, никто не говорил о себе «безмозглая старушка», никто не предлагал несколько видов чая на выбор. В доме Джонсов было не принято, чтобы дети и родители так свободно разговаривали, как будто связь между этими племенами не была замутнена помехами, будто на ее пути не стояла история.

Джойс, высвободившись из объятий Маркуса, села за круглый стол и пригласила садиться всех остальных.

— Вы выглядите очень экзотично. Откуда вы, если не секрет?

— Из Уиллздена, — хором ответили Миллат и Айри.

— Это понятно, а изначально откуда?

— Ах, вы об этом, — отозвался Миллат, изображая акцент «я-вас-не-понимайт», как он его называл. — Вы хотите узнать, откуда я изначально.

— Ну да, изначально, — озадаченно повторила Джойс.

— Из Уайтчепела, — сказал Миллат, доставая сигарету. — Ехать на 207-м автобусе и выйти возле Королевской лондонской больницы.

Чалфены, бродившие по кухне, — Маркус, Джош, Бенджамин и Джек — громко рассмеялись. Джойс тоже неуверенно похихикала.

— Потише вы, — пригрозил Миллат. — Я не сказал ничего смешного.

Но Чалфены не успокоились. Шутки Чалфенов были либо глупыми, либо математическими: Что сказал ноль восьмерке? — Классный у тебя ремень.

— Ты собираешься курить прямо здесь? — вдруг обеспокоенно спросила Джойс, когда смех затих. — Прямо здесь? Мы не любим запах сигарет. Нам нравится только запах немецкого трубочного табака. И курим мы в комнате Маркуса, потому что Оскар не переносит дым. Правда, Оскар?

— Нет, — ответил Оскар — самый младший, похожий на ангелочка, ребенок, в данный момент занятый постройкой огромного города из «Лего». — Мне все равно.

— Он не любит дым, — повторила Джойс театральным шепотом. — Просто терпеть не может.

— Я… пойду… покурю… в саду, — медленно проговорил Миллат таким тоном, каким разговаривают с душевнобольными и иностранцами. — Скоро… вернусь.