Рейн видел, что за пологом этих длинных ресниц что-то скрывается. Тревога? Страх? А может, его юная жена находит свое новое положение хозяйки большого дома стеснительным и неприятным? Или ей хочется поговорить? А возможно, требуется чуть-чуть этого самого волшебства? Он лукаво улыбнулся.

— Дай-ка посмотреть. Очень милая мягкая ткань… — Он с видом знатока провел ладонью по пышному короткому рукаву-буф, коснулся вышитой гладью оборки, украшавшей круглый вырез. — Дивная нежная кожа… — — Ладонь его легла ей на грудь, скользнула к талии. Она задрожала, и улыбка повесы осветила его лицо. — Вижу, ты уже успела усвоить некоторые обычаи развращенной столицы, ангел мой. — И, видя ее широко раскрывшиеся глаза, пояснил: — Ты сегодня без корсета.

— Миссис Кастенс, моя портниха, говорит, что корсеты уже несколько лет как не в моде.

— Кому, как не ей, знать. Хотя должен признаться, что теперь, будучи женатым человеком, я начинаю понимать, какой это мудрый обычай — заключать тело женщины в корсет. Очень уж это тревожит, что твоя дивная грудь и стройные бедра столь… доступны для прикосновений. — Пальцы Рейна легли ей на грудь, и она почувствовала, что тело горит и плавится от этого прикосновения. — Я хочу любить тебя, ангел мой… — прошептал он, схватил ее за руку и потащил за собой к спальне.

— Рейн! — натужно шептала она, напуганная чувственностью, исказившей его лицо, и дико сверкавшими глазами. — Рейн, ведь сейчас белый день!

Он только смеялся в ответ на ее протесты.

— Средь бела дня все получается нисколько не хуже, ангел мой. Или ты забыла? — прошептал он и, запечатав ее губы поцелуем, пресек все возражения. Колени ее подкосились, вся она обмякла, и тогда он подхватил ее на руки и так внес в спальню, не преминув запереть дверь на ключ.

Он обнимал ее и целовал, по-хозяйски орудуя языком и игриво покусывая ее губы. Руки его двигались по ее телу, с полным правом сминая ткань. Она бросила быстрый взгляд на большущую и такую удобную кровать, однако он только улыбнулся и положил ладони ей на бедра.

— А знаешь, что еще в большой моде у самых отчаянных лондонских красоток? — И прежде чем она успела что-нибудь ответить, он быстро поднял подол ее платья до самой талии. Затем его пальцы завозились у нее на поясе, и вдруг нижняя юбка упала к ее ногам. Он убрал руки, и подол платья скользнул вниз. — Они не носят нижних юбок, чтобы линии ног лучше очерчивались тканью платья. — Он провел руками по ее бедрам, ягодицам, лаская, наслаждаясь ощущением ее тела.

— Но… я чувствую себя такой…

— Голой, — промурлыкал он, целуя ее в шею. — Думаю, в этом вся идея: чтобы дама ощущала себя как можно более голой, будучи одетой. Хочешь узнать еще что-нибудь о новейших веяниях в моде, ангел мой?

Она кивнула, загипнотизированная его шепотом и прикосновениями его рук, и безропотно последовала за ним в комнату, где стояла ванна. Он поставил ее возле умывальника, покрепче ухватил за талию и, прежде чем она сообразила, что он собрался делать, поднял умывальный кувшин и принялся лить воду ей на грудь, живот, бедра. Она вздрогнула, когда холодная вода коснулась ее разгоряченной кожи, ахнула.

— Рейн! Что ты делаешь?! Ты же испортишь мое… Ой!

— Муслину вода нисколько не вредит, — возразил он с пылом и прижал ее к груди, мало заботясь о сохранности своего сюртука. — Доверься мне, ангел мой… Позволь, я покажу.

Она перестала биться, завороженная его знойными взглядами и чувственными поцелуями, и замерла, прижавшись к его крепкому телу, впитывая его тепло. Он повернул ее кругом, придерживая рукой за талию. Ручейки холодной воды бежали по ее телу, по груди, по животу и бедрам. Это возбуждало.

— Самые бесстыжие лондонские красотки нарочно увлажняют свои платья. — Он поставил кувшин на место и взял ее за руки. — Влажная ткань льнет к ногам, когда они ходят и танцуют, лаская, подобно любовнику. — Глаза его пылко обежали все ее тело, наслаждаясь тем, как заметны сквозь ткань ее соски, как откровенно платье облегает ее грудь, живот, треугольный холмик между ног.

Первый шок прошел, и Чарити вдруг стало жарко. Возбуждение охватило ее, когда он вывел ее на середину комнаты и зашептал:

— Пройдись для меня, ангел мой.

А ведь он сказал правду, поняла она вдруг. Действительно, когда влажная ткань касалась тела, ощущение было такое, будто это чьи-то руки ласкают ее. Ткань скользила, льнула к ней с завораживающей откровенностью. Она чувствовала себя выставленной напоказ, голой — она и не подозревала, что можно быть такой голой. И тело ее стало двигаться с роскошной, неторопливой непринужденностью, а затем, под его жадным взглядом, принялось и вовсе выгибаться и извиваться, совершая движения, которые, казалось, были возможны только в порыве страсти. Зыбкие, волнообразные, они обнажали перед ним всю силу ее желания, обрисовывали контуры самых потаенных мест ее тела, ее страсть. Платье льнуло к ее ногам, прилипало к животу с каждым шагом, с каждым гибким движением, которое она делала навстречу мужу… подходя все ближе к его телу, притягивая его к себе своей роскошной жаркой влажностью. Она чувствовала, что он смотрит на нее не отрываясь, видит, как возбуждающе круглятся ее бедра, как бесстыдно выпирает ее женственная плоть, и от этого его желание усиливается и растет.

Она остановилась перед ним, бросила пылкий взгляд и чуть подалась навстречу, легко касаясь его грудью, животом. Ощутила вздувшийся бугор его возбужденной плоти и медленно потерлась о него своим телом, снизу вверх.

Он обхватил ее руками и впился в губы с первобытной страстью. Он целовал ее и одновременно сдирал с плеч влажную ткань.

Сами не понимая как, они добрались до постели; одежда падала прямо на пол, туфли летели во все стороны, швы трещали. Облаченная в одни только чулки с кружевными подвязками, она повалилась на мягкие подушки и потянула его к себе. Он погрузился в жаркие глубины ее страсти и принялся снова творить свое особое волшебство в глубинах ее тела, ее чувств, ее сердца.

Ее прохладное тело впитывало пламень его страсти. Чувства их сливались, они становились единым существом и вместе взмывали в немыслимые выси, открывая для себя новые области чувств и чувственности, пока не достигли последнего предела и, прорвавшись сквозь него, не получили ошеломляюще яркого наслаждения.

Удовлетворение клубилось внутри ее как пар, успокаивая взбудораженные чувства. Она лежала, уютно устроившись в его объятиях, чувствуя себя совершенно покойно и жалея только о том, что нельзя им вечно лежать вот так в объятиях друг друга, отгородившись от остального мира. Он поцеловал ее в лоб, она шевельнулась, подставила ему для поцелуя щеку, потом шею.

— Я так и знал, что розовый аромат подойдет тебе, — проговорил он, уткнувшись лицом в ее шею.

— А каким это образом ты узнал так много интересного про распутных лондонских дам, которые не носят ничего под своими увлажненными платьями? — Она послала ему требовательный взгляд.

— Ну… я наслышан об этом. — Он ткнулся лицом ей в ухо, потерся о волосы.