– А Хелен посещала психиатра?

– В то время еще нет. Просто была какой-то странной. Не такой больной, как мама, а так, немного не в себе. Она прекрасно училась в школе, поступила в Гарвард, а потом произошел этот срыв. Ее нашли в вестибюле одного похоронного бюро. Она не помнила, кто она такая и как там очутилась. Ко всем прочим несчастьям, умер отец. Мама совсем обезумела, куда-то уезжала по выходным, скрывала от меня, где бывает, хитрила и обманывала. Это было ужасно.

– Значит, полиция решила, что, будучи не вполне нормальной, она просто сбежала вместе с Хелен?

– Я и сам так думал. Даже сейчас мне кажется, что мама с Хелен живут где-то в другом городе.

– А как умер ваш отец?

– Он упал с лестницы в библиотеке. У нас в Палм-Бич был трехэтажный дом, весь отделанный мрамором.

– Он был дома один, когда это случилось?

– Хелен нашла его на площадке второго этажа.

– Кроме нее, в доме кто-нибудь был?

– Кажется, ее приятель. Я его не видел.

– Когда это произошло?

– За пару месяцев до того, как они с мамой пропали. Хелен было семнадцать, но выглядела она совсем взрослой. Честно говоря, после возвращения из Гарварда она стала совсем неуправляемой. Возможно, это была реакция на общение с моим дядей и родней по отцовской линии. Все они были очень религиозными людьми, занимавшими высокое положение в своих церквях. Священники, учителя воскресных школ, которые всегда стремились наставлять людей. Слова не вымолвят, не помянув Христа.

– А вы были знакомы с ее поклонниками?

– Нет. Она постоянно где-то пропадала, по нескольку дней не появлялась дома. Все время создавала проблемы. Я старался как можно больше времени проводить вне дома. Мамина одержимость Рождеством выглядела просто насмешкой. На самом деле у нас в доме никогда не было праздников. Обстановка была просто ужасной. – Фред поднялся из-за стола. – Не возражаете, если я выпью пива?

– Пожалуйста.

Взяв бутылку «Микелоба», он отвинтил крышку, захлопнул холодильник и снова сел за стол.

– А вашу сестру когда-нибудь клали в больницу? – спросила Люси.

– Да, в ту самую, где лечилась мама. Через месяц после того, как она вернулась из Гарварда. Я называю ее Маклейновским семейным клубом.

– Маклейновская больница в Массачусетсе?

– Да. А почему вы не записываете? Разве можно упомнить все, что я вам тут наговорил?

Люси покрутила ручку, которую держала в руках. В кармане у нее работал включенный магнитофон.

– Нам нужны образцы ДНК вашей матери и сестры, – сказала она.

– Не знаю, как сейчас можно их получить. Разве что они сохранились в полиции.

– Ваша тоже сгодится. Вы же одна семья.

Скарпетта посмотрела в окно на заснеженную улицу. Было уже почти три. Весь день она провела на телефоне.

– А вы как-то проверяете тех, кто выходит в эфир? Какая у вас в студии система контроля?

– Конечно, проверяем. Один из режиссеров предварительно беседует с каждым звонящим, чтобы убедиться, что он не сумасшедший.

Забавно звучит в устах психиатра!

– В этот раз я сама разговаривала с тем газонокосильшиком. Это целая история, – сбивчиво говорила доктор Селф.

– Он еще тогда назвался Свином?

– Не помню. У людей часто бывают дурацкие клички. Та пожилая дама действительно умерла? Это было самоубийство? Я должна знать. Он ведь грозился меня убить!

– Боюсь, что пожилые дамы умирают постоянно, – едко заметила Скарпетта. – Вы не могли бы изложить все поподробнее? Что именно он сказал?

Доктор Селф стала рассказывать о заболевших деревьях в саду у старой женщины, о ее горе по поводу смерти мужа, об угрозе застрелиться из его ружья, если газонокосильщик Свин сообщит о болезни деревьев.

В гостиную вошел Бентон с двумя чашками кофе, и Скарпетта включила громкую связь.

– А потом он сказал, что убьет меня, – повторила доктор Селф. – Вернее, что хотел убить, а потом передумал.

– У меня рядом человек, которого это очень интересует, – сказала Скарпетта, представляя Бентона. – Расскажите ему все, о чем вы сейчас сообщили.

Бентон сидел на диване, слушая, как доктор Селф выражает свое удивление по поводу того, что судебный психиатр из Массачусетса интересуется самоубийством во Флориде, которого, может быть, и вообще не было. А ей хотелось бы услышать его компетентное мнение относительно грозящей ей опасности, и тогда она с удовольствием пригласит его в свою передачу. Кто мог ей так угрожать? Насколько это серьезно?

– У вас на студии есть определитель номера? – спросил Бентон. – Номера звонивших сохраняются хотя бы временно?

– Думаю, что да.

– Вам нужно срочно это уточнить. Посмотрим, откуда он звонил.

– Я точно знаю, что анонимные звонки не принимаются. Чтобы звонящий попал в эфир, надо снять блокировку. Мы поставили ее, после того как одна ненормальная заявила в прямом эфире, что убьет меня. Теперь никаких анонимных звонков.

– Значит, вы фиксируете номера всех звонящих. Я хотел бы получить распечатку номеров тех, кто звонил во время сегодняшней передачи. Вы сказали, что он звонил вам раньше. Когда именно? Звонок был местный? Вы зафиксировали номер?

– Он звонил во вторник днем. Определителя номера у меня нет. Да и зачем он мне? В телефонной книге моего номера нет, он нигде не указывается.

– Он себя назвал?

– Сказал, что его зовут Свин.

– Он позвонил вам домой?

– В мой кабинет. Я принимаю пациентов в кабинете, который находится рядом с домом. Такой небольшой гостевой домик возле бассейна.

– Как он мог узнать ваш телефон?

– Понятия не имею. Хотя его знают все мои коллеги и пациенты.

– А этот человек не мог быть одним из ваших пациентов?

– Голос был незнакомый. Не представляю, кто бы это мог быть. Объясните наконец, что происходит? – резко сказала она. – Я имею право знать, что стоит за всем этим. Вы даже не сказали мне, существует ли на самом деле эта женщина, которая застрелилась, потому что у нее заболели деревья.

– Недавно у нас был случай, похожий на то, что вы описали, – подала голос Скарпетта. – Пожилая женщина, чьи деревья пометили для вырубки, позже умерла от огнестрельной раны.

– О Господи! Это случилось после шести вечера во вторник?

– Нет, вероятно, раньше, – ответила Скарпетта, прекрасно понимая, к чему клонит доктор Селф.

– Какое счастье. Значит, когда мне позвонил этот Свин, она уже была мертва. Он позвонил в начале седьмого и рассказал эту историю о старушке, которая грозила покончить жизнь самоубийством. Ему хотелось попасть в мою передачу. Значит, к тому времени она уже застрелилась. Мне бы не хотелось, чтобы ее смерть была как-то связана с его желанием попасть в мою программу.