Несси воротилась в гостиную и, посмотрев на мать, нашла, что у нее весьма странный вид. Она вгляделась пристальнее в лицо миссис Броуди, точно не узнавая ее.

— Что с тобой, мама? Ты такая бледная.

Она слегка дотронулась до щеки матери и ощутила своими теплыми пальцами, что щека эта холодна и тверда, как глина. Тогда, чутьем угадывая правду, она простодушно спросила:

— В телеграмме сказано что-нибудь про Мэта?

Это имя заставило миссис Броуди очнуться от мертвого оцепенения. Будь она одна, она бы разразилась неудержимым потоком слез, но так как здесь была Несси, то она громадным усилием воли удержала подступавшие к горлу рыдания и, пытаясь взять себя в руки, напрягла все силы онемевшего мозга, чтобы придумать выход. Побуждаемая сильнейшим из естественных чувств человека к такому усилию ума и воли, на которое она обычно была не способна, она вдруг повернулась к дочери и сказала чуть слышно, одним дыханием:

— Несси, ступай наверх и посмотри, что делает бабушка. Ничего не говори о телеграмме, только постарайся узнать, слыхала ли она звонок. Ты это сделаешь для мамы, да, девочка?

Со свойственной ей быстротой соображения (которой объяснялись и ее успехи в Школе), Несси сразу прекрасно поняла; что от нее требовалось, и, с жаром беря на себя эту миссию, одно из тех конфиденциальных поручений, которые она обожала, кивнула дважды головой — медленно, многозначительно — и деланно-небрежной походкой вышла из комнаты.

Когда дочь ушла, Миссис Броуди расправила телеграмму, зажатую комком в ее скрюченных пальцах. Хотя содержание ее запечатлелось у нее в мозгу, как выжженное, она бессознательно перечитывала ее, а дрожащие губы медленно шевелились, беззвучно произнося каждое слово:

«Переведи срочно телеграфом мои сорок фунтов до востребования Марсель. Мэт».

Он требует свои деньги! Свои сбережения, которые он посылал ей, те сорок фунтов, что она поместила для него в Строительную компанию. Миссис Броуди немедленно вообразила его в Марселе в изгнании, в отчаянной нужде. Наверное, с ним случилась беда и деньги ему крайне и спешно нужны, чтобы освободиться из сетей какой-то ужасной опасности. Кто-нибудь, вероятно, украл у него кошелек, его оглушили, ударив по голове мешком, наполненным песком, и ограбили, или пароход ушел, оставив его в Марселе без вещей и без денег. Уже самое название «Марсель», никогда раньше не слышанное, иностранное, чуждое и зловещее, леденило ей кровь и говорило о всевозможных бедах, грозящих ее сыну, ибо из одного уже этого непонятного и пугающего требования выслать деньги она заключила, что Мэт — невинная жертва каких-то печальных и ужасных обстоятельств. Тщательно проверяя все цифры, она убедилась, что телеграмма подана в Марселе сегодня утром, — как быстро доходят печальные вести! — и рассудила, что если Мэт был в состоянии отправить ее, значит ему, по крайней мере, не угрожает сейчас никакая непосредственная физическая опасность. Может быть, он уже оправился после нападения на него и теперь терпеливо и с беспокойством ожидает только прибытия своих денег. Мысли миссис Броуди, разбегаясь по этим бесчисленным извилистым путям ее предположений, при всем их разнообразии неизбежно сходились в одном тупике — на безжалостном выводе, что деньги послать необходимо. От этой мысли она содрогнулась. Она не могла послать такую сумму. Она ничего не могла послать: все сорок фунтов до последнего пенни были растрачены.

Последние девять месяцев она отчаянно боролась с денежными затруднениями. Муж все больше и больше урезывал сумму, которую выдавал на хозяйство, пока наконец, не уменьшил ее наполовину, а в то же время требовал для себя такой же хорошей пищи и в таких же огромных количествах. Если обнаруживалась малейшая попытка жены экономить на его столе, Броуди разражался злобной и саркастической тирадой, обзывая ее никуда не годной разгильдяйкой, неспособной даже вести как следует скромное домашнее хозяйство. Стараясь уязвить ее, он ставил ей на вид хозяйственные таланты своей старой матери, приводя примеры ее бережливости, подробно описывая восхитительные и вместе с тем недорогие блюда, которые она стряпала для него до его женитьбы. Он грозил, что, несмотря на почтенный возраст матери, передаст все бразды правления в ее умелые руки. Тщетны были робкие возражения мамы, что он дает ей недостаточно денег, что продукты дорожают, что Несси растет и ей нужны новые платья, новая обувь, более дорогие учебники, что бабушка не желает поступиться ни единым из тех благ и удобств, к которым привыкла. Столь же бесполезно было бы убеждать его, что она не тратит ни единого фартинга на свои личные нужды, что она вот уже три года не покупала себе ничего из одежды, а поэтому выглядит обтрепанной и опустившейся и, в награду за свою самоотверженную бережливость, стала мишенью его насмешек и оскорблений. Видя, что она после первых слабых и неубедительных возражений принимает те урезанные суммы, которые он ей дает, и ухитряется все же на них вести хозяйство, Броуди решил, что раньше был слишком щедр, и так как теперь он был стеснен в средствах и радовался всякой возможности экономить на семье, то он все туже стягивал мошну, и миссис Броуди становилось все труднее и труднее.

Хотя она старалась из каждого шиллинга делать два, покупая на самых дешевых рынках, торгуясь и изворачиваясь всякими способами, так что в конце концов прослыла скаредной и сварливой, — больше так продолжаться не могло. Счета были просрочены, лавочники теряли терпение, и в конце концов, дойдя до отчаяния, миссис Броуди выбрала путь наименьшего сопротивления и прибегла к сбережениям Мэта. Сразу же стало легче. Броуди реже бранился из-за меню, прекратились жалобы и нарекания старухи; Несси получила новое пальто, плата за учение была внесена и давно уже ожидавшие денег мясник и бакалейщик ублаготворены. Себя мама не побаловала ничем, ей не досталось ни нового платья, ни даже дешевого украшения — только временная передышка от попреков мужа и от беспокойства из-за долгов. Она утешала себя мыслью, что деньги, посланные Мэтом, вероятно, предназначались для нее. Он ее любит и, конечно, будет рад, что она взяла эти деньги; к тому же, рассуждала она, деньги она истратила не на себя, она, несомненно, опять скопит их и вернет Мэту, когда наступят лучшие времена и дела мужа наладятся. Сорок фунтов! Огромные деньги! Разошлись они так легко и незаметно, а достать их теперь казалось немыслимым. В прежних условиях жизни, да и то только при самой строгой бережливости, ей, может быть, и удалось бы сколотить такую сумму в течение года. Но деньги нужны были немедленно.

Сердце у нее дрогнуло, но она тотчас взяла себя в руки, твердя мысленно, что надо быть мужественной ради Мэта. Она решительно сжала губы и посмотрела на вошедшую в эту минуту Несси.

— Бабушка разбирает вещи у себя в комоде, — шепнула Несси матери с видом заговорщика. — Она не слышала звонка и ничего не знает.

— Вот какая ты у меня умница! — похвалила ее мать. — Об этой телеграмме никто не должен знать, слышишь, Несси? Ты об этом и пикнуть никому не смей. Она послана мне и больше никого не касается. Смотри, я тебе доверяю! И если ты будешь молчать, то получишь от меня что-нибудь вкусное. — Понимая, что от нее ждут объяснения, она добавила неопределенно: