Бывший гимназист смотрел в огонь и думал о том, как бы он сам закончил эту войну. Желать победы большевикам не мог, но и Польша. Разве что ввести чужие войска, посадить в каждом городе гарнизоны — и провести плебисцит. Немцы, литовцы, белорусы, украинцы не хотят жить под «панами зацными». Речь Посполитая — такая же «тюрьма народов», как и сгинувшая навсегда Российская империя. Но поляки не смирятся! Значит, снова война? И откуда войска? С Клеменции? Не Вермахт же вводить!

Квадратура круга. И никакие «центральные акты» не помогут. И чужое оружие не поможет, оно способно только убивать.

* * *

От росы куртка сразу же стала мокрой. Хорошо, горные ботинки не подвели, держали тепло и не скользили по траве.

— Двигаться по краю, возле самых деревьев, — отдавал последние распоряжения пан подпоручник. — Впереди дозорный, Земоловский следом. Не курить и не разговаривать. При встрече с противником в бой не вступать, уходить в лес. Вперед!

Начали с самого нижнего среза карты. Просека вела на север, пройти предстояло не так и много, километров двадцать с небольшим. Если не слишком спешить, несколько часов ходу.

Нужное место Антек набросал на листке бумаги из блокнота. Прямо напротив тропы, ведущей к объекту, — вырубка, чуть дальше столб с табличкой. На белой эмали — черная цифра «4». Жаль, на карте столбы не обозначены!

Схему он показал пану подпоручнику, ничем не рискуя. От поворота еще пятнадцать минут лесной тропой, без него не справятся.

Трава была высокой и мокрой, поэтому шли не спеша. Антек время от времени посматривал вперед, но места были явно не те. И просека шире, и деревья стоят гуще. Майское солнце уже поднималось над кронами, вскоре пришлось расстегнуть ворот. День обещал быть теплым. Лето близко.

Черную тень над просекой Антек заметил не сразу и поначалу принял за птицу. И только когда она выросла, заслоняя небо, когда в уши ударил резкий свист.

— Возду-у-ух!

Крик он услышал, падая лицом в траву, а потом все утонуло в грохоте взрыва. Потревоженная земля обрушилась, словно с самых небес, погребая под черными комьями и живых, и мертвых.

— Стало быть, три автомобиля, — обстоятельно докладывал мсье Бриссо. — Два — «ситроены», которые 1934 года с передним приводом и один поменьше — «рено-шар». Тринадцать человек, двое не по-нашему говорят, но не испанцы и не итальяшки. Оружие прячут, однако заметить можно. Дядюшка Антуан, как и я, всю войну прошел, его не обманешь.

Я взглянул на карту. Автомобили объявились в городке с длинным до неприличия названием Ла-Ферта-Сент-Обен. Остановились возле отеля, такого же маленького, как и заведение папаши Бриссо. Однако там имеется еще и ресторан, где приезжие воздали должное здешней кухне.

— Спиртного не брали, ни глотка не выпили. И еще. Они, понятно, в штатском и одеты прилично, но действуют строго по команде. Что главный скажет, то и делают. Гестапо, не иначе!

Это могло быть и совпадением. Мало ли за какой нуждой здешние гангстеры колесят по дорогам? Но проверять на собственной шкуре совершенно не хотелось.

Я взял со стола заранее приготовленное письмо.

— Это в замок, графине, прямо сейчас, а сами сидите дома, носа не высовывайте. И позвоните в местную жандармерию, хуже не будет.

— Дома? — усищи хозяина грозно встопорщились. — Это, значит, чтобы гестапо у нас свои порядки наводило? Да чтобы я!.. Впрочем, как скажете, мсье Корд. Мы — люди мирные и послушные.

И усмехнулся в усы.

* * *

Фогель ждала меня возле авто. Купить удалось лишь жуткое страшилище, когда-то гордо именовавшееся «Renault 6 CV». С тех пор машину переделывали и не раз, заменив колеса, двигатель, стекла в салоне и даже фары.

Брать авто напрокат я не рискнул. А вдруг не верну? Запомнят — и станут считать всех янки и дикси обманщиками.

Распахнул дверцу пошире.

— Вещи уложила? Тогда садись.

Мухоловка, не проронив ни слова, повиновалась. После нашего странного разговора ее словно в Миссисипи окунули, причем по самую макушку. А вытащили на свет божий уже не потрошительницу, не Сестру-Смерть, а усталую больную женщину, которую требуется завернуть в теплое одеяло и поить с ложечки сладким чаем.

Надо бы и об этом подумать завтра, но. Завтра уже наступило.

Возле въезда в отель нас провожала целая толпа. Мужчины, в основном пожилые, почти все с охотничьими ружьями. Мне стало не по себе. Очень захотелось остаться — и встретить «гестаповцев» лично. Соблазн был велик, проехав с десяток метров, я не выдержал и притормозил.

— Нельзя, — разлепила губы Фогель. — Если останемся, здесь начнется бойня, Норби. Лучше позвоним с первого же телефона в полицию.

Я нажал на газ, понимая, что она права. Без нас этот городок Структуре даром не нужен. Но все равно, чувствовал я себя так, словно целый день обнимал скунса.

Брусчатка перешла в асфальт. Прощай, Ламотт-Бедрон!

Эх!..

— Прекрати! — поморщилась Мухоловка. — Тебе гризли на ухо наступил и еще сплясал на нем.

— Спой сама, — искреннее обиделся я. — Критиковать каждый может.

Банда едет из Орлеана, значит, нам на юг, в Бурж. В городе есть аэропорт, но проклятый Адди и туда мог добраться. Значит, из Буржа в Осер, оттуда к Парижу путь прямой.

— Нет, Норби, — очень серьезно проговорила она. — До моих песен ты еще не достучался.

* * *

Когда мне, наконец, ответили, я облегченно вздохнул. Повезло!

— Привет, капитан. Ты не Аугусто Сандино, а я скоро буду в Париже. Это возможно?

В трубке что-то подозрительно затрещало. Наконец, послышалось неуверенное:

— Если хочешь идти по стопам Джона Диллинджера[46], тогда да. Французы озверели, капрал, намеков не понимают напрочь. Даже не догадываюсь, что именно ты им оттоптал, но посольство стерегут крепко, не прошмыгнешь. Затаись, твой шеф телеграфировал, что вмешаться лично не сможет.