Изрубленные, убитые сосульками, молниями, мечами тела зашевелились и начали вставать с земли. А потом, подчиняясь приказу хозяина, пошли вперед. Опять же — не знаю, как я приказал, каким образом они услышали мой приказ. Просто я пожелал, чтобы покойники вернулись в тела и встали на защиту дома. И они встали.

Нападающие вначале не поняли, что происходит. Они даже не поняли, почему упали маги, шедшие впереди. Захваченные порывом, наемники бежали вперед с радостным ревом, выставив вперед копья, размахивая мечами и топорами. И когда им навстречу встали покойники, они наверное решили, что это их живые товарищи, и заревели еще громче, приветствуя их радостным смехом. И только когда «ожившие» мертвецы начали их рубить, замолчали, а затем снова закричали — кто от боли и ярости, кто возмущенно и жалобно. А потом началась сеча. Живые рубили мертвых, мертвые живых. И в этой битве выигрыш гарантированно был на стороне мертвых, потому что если живой падал на землю, пронзенный копьем или мечом покойника, я тут же поднимал труп и заставлял его убивать своих бывших товарищей.

Штурмующие побежали. Ужас их был таким, что ни о каком сопротивлении они уже не помышляли. Ну а я не стал их догонять — пустил вслед проклятье, которое если и зацепило их, то сделало это уже на излете, можно сказать ослабленно, будто пуля рикошетом в бронежилет. Убить, может и не убьет, но пару ребер сломает запросто. Или как минимум — будет синячина размером с тарелку.

Ну а я подобрал ножны, сунул туда меч, в левую руку взял кинжал и пошел через пролом наружу, на ходу поднимая тех покойников, которых еще не успел поднять. Вслед мне кричали, вроде как Ирен. Что-то вроде: «Подожди, я с тобой!» — но я не обратил на это внимания. Сами разберутся, не маленькие. Пусть дома сидят, а не по гостям шастают. А мне очень нужно навестить папочку и кое-что у него спросить. Например — почему он такая сволочь, и не пора ли ответить за то, что сделал с моей мамой, и со мной лично.

Эпилог следует.

Эпилог

— Да осторожнее, демоны тебя задери!

— Ты чего?

— Да он пихается! Что за неуемный, зараза?! Весь в папашу!

— А может, она?

— Ну и она! Какая разница?! Оба неуемные шалуны, задрали меня уже! Ну когда вы вылезете, мелкие демонята?!

— Придет срок, и вылезут. И вообще, какого демона ты так разговариваешь с детьми? Нехорошо!

— Поучи меня, подруженька, поучи! Сама-то! Что, не слышала, как ты ругалась как портовый грузчик сегодня утром? Так из-за чего?

— Я ругалась! Просто ругалась! А не на них ругалась! Кстати, ты посмотри на Ирен — у нее четверо, так она молодцом держится! Пузо — как барабан! Но ты хоть слово от нее слышала?!

— Слово, слово… ой… я щас выблюю… вот щас прям! Меня тошнит каждый день!

— А кто утром потребовал себе соленой рыбы и запил ее козьим молоком? А потом требуху! И всю эту дрянь накрыла компотом с десятью ложками сахара! Ты с ума сошла? Тут и здоровый-то выблюет!

— Тьфу на тебя! А еще… понимаешь… мне все время хочется… хмм… а он отказывается! Говорит — это может повредить детям. Вдруг выкидыш?

— Правильно говорит. Потерпишь! Осталось всего два месяца. Может даже меньше. Когда двойня, они бывает что раньше рождаются. Ну… чтобы мать не убить, если станут слишком велики. Я такое слышала.

— Слушай… ну и уродки мы стали! Пузо — во! Соски черные, страшные, груди болят! И выросли! А жиру набрала?! Я как бочка! Всегда гордилась, что стройная, чего бы не жрала, днем и ночью. А тут… страхолюдина! И ты такая же. Тьфу! Я как гляну на тебя, так себя вижу.

— Я не такая. Я не ною, не истерю, не ругаюсь черной бранью по любому поводу, и не достаю мужа глупостями вроде: давай отойдем в уголок, я встану на колени, я тихонько…

— Заткнись! (краснеет). Да, мне иногда хочется странного! И я не могу ничего с собой поделать! Мне что теперь, сдохнуть?! Ох… уже сто раз пожалела, что забеременела! Сейчас бы ходила стройная, красивая, и хихикала бы над тобой, уродливой черепахой! А теперь что?! Будь проклят тот день, когда я сняла свой амулет, предохраняющий от беременности! А все ты, все ты! «Я хочу родить от него!» Я и повелась! Мне ведь тоже надо! Ну как же, у подружки есть ребенок от этого парня, а у меня нет! Чем я хуже?! Так что все ты виновата. И если я щас выблюю и попаду на тебя — это тебя моя месть!

— Если ты на меня выблюешь, я выблюю на тебя. Потому что мне самой хреново. Так что заткни пасть, и смотри на представление. Иначе я сейчас от тебя сама уйду! Попрошу, чтобы отнесли в сторону!

— Ну и вали! Сучка ты, Соди! Гадина! А я сейчас плакать буду. Вот!

— Ооо… ну как ты меня достала! В тебе, Кири, сидят две женщины. Одна — умная, мужественная, справедливая и верная. На нее можно положиться, и я знаю — эта никогда не ударит в спину. Умрет, но защитит! И вторая — истеричная сука, шлюха, любительница выпить и нюхнуть, потаскуха, готовая раздвинуть ноги перед любым мужиком, лишь бы у него был хоть немного длиннее пальца. И эту, вторую, я ненавижу до глубины души! Тьфу на тебя! Сама сучка!

— Мда… вот насчет шлюхи, выпивохи и пальца — это уже не актуально (хихикнула, потом вздохнула). И нюхнуть — не для меня. Теперь — строгая диета, и… любимый муж. Какие там мужики! Какие там пальцы?! А насчет истерики… ну не могу с собой ничего поделать, и все тут. Поднимается дерьмо, кипит, выхода просит! И… прости, меня, Соди… я несносна. Я тебя люблю! (после паузы) Но ты все равно сучка!

— Тьфу на тебя! Смотри, какой красивый! Ему белый наряд идет, правда? И все равно — к белому, что бы ты ни говорила, лучше всего подходит серебро. Это элегантнее.

— Он император, демоны тебя задери! Ему приличествует самое дорогое, а не самое элегантное! И да… красив! Уж, как бы я его оседлала! Эй, засранцы, когда повылезаете?! Червяки вы эдакие… Ой! Ой-ей! Да я ничего не имела против, это так, для словца! Перестаньте!

— Хи хи хи… вот так вот! Думаешь, они не понимают? Все понимают! Я читала, что…

Тут голос Содии