— Мы подключаем её к нашим расследованиям, — отозвался Док, молчавший всё это время. — Стихия быстро развивается, Галина обнаруживает преднамеренную ложь с высокой точностью.

— Разумно. — Профессор направился к двери. — Спасибо всем, сегодняшнее совещание перенесли на восемь вечера по Гринвичу. Присутствовать обязательно.

— Док. — Лаки встретилась взглядом с названным. — У нас в комнате тоже кактус стоит. Он за ночь вырос и расцвёл. Ты для этого их кругом поставил?

Док кивнул.

— Я заметил, по возвращении из Каира, что в вашем присутствии — тех, кто стоял там в кругу — ускоряются биологические процессы в некоторых типах организмов. В растениях как минимум. При том, что обследование ничего не даёт, наши датчики никаких аномалий не почувствовали. У Вилли, — кивнул Док в сторону Травматурга, — проявляется то же, но существенно слабее.

— Значит, у всех, кто стоял рядом с ней…

— Возможно, — кивнул Док повторно. — Будем изучать. Как только получится, соберём вас четырёх — и повторим опыт в управляемых условиях. То есть, без Кыси. Кстати, она выходила на связь? Нет? Я так и подумал.

* * *

Вадим открыл глаза, первым делом посмотрел на часы — ого, половина шестого утра! Можно сказать, проспал всё на свете!

Галина, лежавшая рядом, улыбнулась и открыла глаза.

— Я тоже выспалась. — Она уселась в постели, присмотрелась и ахнула. — Вадим, смотри! Посмотри на кактус!

Вадиму захотелось протереть глаза. Колючий шарик с кулак размером — Док вчера дал горшочек и попросил, чтобы растение постояло в комнате хотя бы пару дней — стал чуть не в полтора раза крупнее за ночь, и расцвёл — ослепительно белая граммофонная труба цветка. Галина спрыгнула на пол и подошла к растению.

— А пахнет как! — Она повернулась к Вадиму. — Слушай, как это случилось? Это после того события, там, в пустыне?

Вадим пожал плечами.

— Да знаю, что никто не знает. Мне всю ночь это снилось — как мы стоим, и эта музыка, и трава под ногами растёт, и пальмы… Чудо, правда?

— Чудо, — согласился Вадим. — Если я правильно помню, сегодня нам нужно будет ту девушку навестить.

— Кысь? К ней, туда, в Помещение? — Галина закончила одеваться. Быстро у неё получается!

— Нет, Мари Вернье.

— Не понимаю. — Галина присела на краешек кровати. — И одевайся уже. Или можно пока поваляться?

— Док сказал, что Мари Вернье есть на самом деле. — Вадим принялся одеваться. — То есть это не маскарад, она на самом деле существует, и живёт в Париже, и работает на Джонса-старшего.

— Так и не могу поверить, — покачала головой Галина. — Ужасно хочется с ним поговорить! И в Париж тоже хочется! Профессор сказал, сегодня будет работа поинтереснее, чем раньше. И вот в это тоже поверить не могу. — Она взяла Вадима за руку и кивнула в сторону соседнего стула — присядь.

— Не могу привыкнуть, что та, прежняя, жизнь, уже не вернётся. — Галина смотрела в его глаза. — Что нет уже никакой научной работы, родители и друзья меня не помнят, что вообще никаких упоминаний о нас с тобой. А здесь что? Мы так и будем жить теперь на этой базе, всю жизнь?

— Шеф говорил, что у всех есть настоящий дом. И всё остальное, тоже настоящее. Засекреченное, но настоящее. Правда, туда выбираться трудно, постоянно есть дела — но у Видящих, которые в Конторе, есть и нормальная жизнь.

Галина покачала головой.

— Он сказал правду, но… когда мы жить там будем? Только на пенсии, если она бывает?

— Я не уточнял, — признался Вадим. — Сам пока ещё не привык. Надо его расспросить. Ну что, пойдём завтракать? Нет, не выключай лампу — кактусу плохо в темноте.

* * *

Агата смотрела на «трофеи» — то, что вручила ей Марина Остапова (всё никак не получается называть её капитаном Страйк). Никакой специфической активности, совершенно инертные предметы. Но при этом Агата видит на них ту самую латинскую надпись, а на фотоснимках надписи не видно! Как такое может быть?! И почему не видят другие?

Час от часу не легче. Агата сделала записи во многих диапазонах — уже после того, как известные тесты подтвердили: изготовлены из легированной стали, радиоактивность в пределах фона, никаких признаков электронных либо механических устройств внутри, нет тайников либо пустот. Словом — совершенно безобидные предметы. Ах, да: под микроскопом видна двумерная сетка, состоящая из «зубцов» — пирамид с квадратным основанием. И надпись, которую видит Агата, создаётся некоторыми из пирамид. Причём при увеличении, на первый взгляд, все до единой пирамиды одинаковы: «Аргус» — его аналитический модуль — сравнил свойства граней-пирамид (дольше пришлось повозиться, чтобы пройтись по ним лазерным лучом и снять данные). Все они совершенно одинаковы — по свойствам. Откуда тогда надпись?

В мистику Агата не верит и не верила. Тогда что создаёт надпись? И почему её не видно на снимках, что за наваждение?!

…Пять часов спустя случилось непредвиденное: просматривая очередную видеозапись медальонов, Агата заметила — слабый, но несомненный — контур надписи на «медальоне Парменида». Поскольку все параметры экспериментов фиксируются, отличие было только в том, что на этот раз камеру она держала вручную — сама не знала, почему не поставила на штатив.

А ведь руки всегда хоть немного, но движутся, невозможно держать камеру совершенно неподвижно! Вот оно что!

…Ещё через два часа упорных экспериментов Агата добилась того, что на видеозаписи она видела то же, что и на самих медальонах, и проверила ещё раз — никто больше из сотрудников её отдела не видит.

Отчего-то стало настолько радостно — на самом деле, самое настоящее ощущение счастья — что Агата сделала перерыв. Выпить кофе и успокоиться немного. Но почему, почему всё-таки надписи видны, если все микроскопические пирамидки совершенно идентичны?

Стоп. Кто сказал, что идентичны? Пусть все их грани одинаково отражают, одинаково гладкие, кто сказал, что сами пирамидки одинаковые? Первое правило любого подлинно научного исследования: ничего не предполагать. А вот Агата отчего-то предположила. Хорошо, что «внутренний скептик» заметил!

Дважды, в течение дня, звонил Дима. Там в Москве дела тоже шли успешно: «Аргус» явно обучался «в правильную сторону» и находились всё новые и новые причастные к созданию дата-центров. И масштабы возможной катастрофы уже приближались к той, после которой в обиход вошёл псевдоним «Шодан».

* * *

— Меня с вами направили, — сказала Магна, появившись в морге — там, откуда Лаки и Вадиму предстояло отправиться в Париж. — Если Дана будет возражать, я снаружи подожду.

— Идём, — кивнула Лаки. — Вместе веселее. Вилли, а ты сопровождаешь Галину, верно?

Травматург кивнул. Сегодня придётся поездить — Галина стала необычайно ценным детектором лжи: опознавала неправду не только по словам, жестам и прочим действиям человека, но и в тексте документов. Тут, правда, важно, чтобы текст был написан от руки.